Роберт Грин - 48 законов власти

...И тогда, призвав исступленную отвагу отчаяния, гости, все как один, ринулись в черную залу к маске, чья высокая, прямая фигура застыла в тени эбеновых часов, — и у них перехватило дух от невыразимого ужаса, когда они обнаружили, что под зловещими одеяниями и трупообразною личиною, в которые они свирепо и грубо вцепились, нет ничего осязаемого.

И стало понятно, что пришла Красная Смерть. Она явилась, яко тать в нощи. И один за другим падали гости в забрызганных кровью залах веселья и умирали, каждый в том исполненном отчаяния положении, в каком упал. И жизнь эбеновых часов кончилась вместе с жизнью последнего из веселившихся. И огни треножников погасли. И Тьма, и Тлен, и Красная Смерть обрели безграничную власть над всем.

Эдгар Аллан По, 1809–1849

Цинь Шихуанди начинал как властитель царства Цинь, бесстрашный воин с необузданными амбициями. Современники описывали его как человека с «носом острым, словно жало осы, узкими, как щелочки, глазами, голосом шакала и сердцем тигра или волка». Он мог быть порой милостивым, но чаще «расправлялся с людьми без колебания». Силой и хитростью он завоевал земли, окружавшие его царство, и создал Китай, выковал единую нацию и культуру. Он покончил с феодальной раздробленностью, а чтобы держать под контролем многочисленных соратников бывших правителей, во множестве рассыпанных по всему обширному государству, переселил 120 тысяч их родственников в столицу и поселил наиболее высокопоставленных в большом дворце. Он соединил многие стены, обозначавшие границы провинций, и построил Великую Китайскую стену. Он унифицировал законы страны, письменность и даже размеры колес у повозок.

При этом, однако, император поставил вне закона учение Конфуция, философа, чьи представления о морали фактически стали религией в китайской культуре. По приказу Цинь Шихуанди тысячи конфуцианских книг были сож­жены, а тех, кто упоминал Конфуция, казнили. Этим император создал себе множество врагов, поэтому его страхи постоянно нарастали, становились болезненными. Казни и расправы продолжались. Современник, философ Хань Фэй-цзы, заметил, что «четыре поколения династии Цинь не знали поражений, но жили в постоянном страхе, предчувствуя гибель».

По мере того как император все больше затворялся в своем дворце, чтобы обезопасить себя, он постепенно терял власть в своем государстве. Евнухи и слуги заправляли политическими делами, не спрашивая его одобрения и даже вообще не ставя его в известность. Они плели интриги и против него. К концу он был императором лишь номинально, а изоляция его была так глубока, что мало кому стало известно о его кончине. Возможно, он был отравлен теми самыми слугами, которые одобряли его затворничество.

Вот что приносит изоляция: удалитесь в кре­пость — и вы лишитесь контакта с источниками своей власти. Вы теряете возможность получать информацию о том, что происходит вокруг, теряете и чувство меры. Вместо того чтобы обрести безопасность, вы отрезаете себя от того зна­ния, от которого зависит ваша жизнь. Никогда не удаляйтесь настолько далеко от улиц, чтобы не услышать, что происходит вокруг, не заметить интриги, которые плетут против вас.

Для Людовика XIV и его свиты в 1660 году был построен дворец в Версале, не похожий на другие королевские дворцы мира. Как в пчелином улье, тут все вращалось вокруг персоны короля. Придворные размещались в апартаментах, окружавших королевские покои, на расстоянии, которое зависело от положения, занимаемого придворным. Королевская опочивальня располагалась в самом центре дворца (в буквальном смысле) и находилась в фокусе всеобщего внимания. Каждое утро в этой комнате происходила церемония, известная как леве.

В восемь часов утра первый камердинер короля, спавший в изножье королевской кровати, будил его величество. Затем пажи открывали дверь и впускали тех, кто принимал участие в утренней церемонии. Порядок, по которому они входили, был точно определен: сначала появлялись незаконные сыновья короля и его внуки, затем принцы и принцессы крови, за ними — его врачи. Следующими входили распорядитель гардероба, официальный чтец короля и лица, ответст­венные за его развлечения. Вслед за ними прибывали государственные деятели, входившие в соответствии с их рангом, в порядке его возрастания. Последними по порядку, однако не по значению, появлялись те, кто получил специальные приглашения на церемонию. К концу в комнате собиралось не менее сотни королевских слуг и посетителей.

День был организован так, что Людовика постоянно посещали придворные и официальные лица, прося его совета и суждения. На все их вопросы он обычно отвечал: «Я подумаю».

Сен-Симон отмечал: «Если он поворачивался к кому-то, задавал вопрос, делал какое-либо замечание, глаза всех присутствовавших обращались на этого человека. Это было отличие, которое обсуждали, и высокий престиж». Во дворце было невозможно уединение, даже для короля, — каждое помещение имело дверь в смежные с ним, каждый коридор вел в покои большего размера, где постоянно собирались группы дворян. Действия любого были независимыми, но ничто и никто не оставались незамеченными. «Король не только следил, чтобы все высшее дворянство собиралось при его дворе, — писал Сен-Симон, — он требовал того же и от мелкого дворянства. При его леве и кушэ, во время трапез, в версальских садах, он всегда смотрел вокруг, все примечая. Его задевало, если самые родовитые дворяне не жили при дворе постоянно, и те, кто никогда не появлялся или показывался лишь изредка, вызывали его крайнее неудовольствие. Если кто-то из них обращался с прошением, король гордо ответствовал: „Мне он неизвестен“, и никто не смел возразить».

Людовик XIV пришел к власти в результате гражданской войны, Фронды. Основной движущей силой Фронды было дворянство, возмущенное усилением трона и тоскующее по временам феодализма, когда сюзерены правили в своих владениях, власть же, которую имел над ними король, была совсем невелика. Дворяне проиграли войну и, затаив обиду, держались обособленно.

Конструкция Версаля поэтому представляла собой нечто большее, чем просто каприз обожающего роскошь короля. Она выполняла важнейшую функцию: король получал возможность пристально следить за каждым и быть в курсе всего, происходящего вокруг. Роль некогда горделивого дворянства свелась к перебранкам из-за права помогать королю одеваться по утрам. Во дворце были невозможны уединение и изоляция. Людовик XIV очень рано уяснил, насколько опасна для короля добровольная изоляция. В его отсутствие заговоры будут разрастаться словно грибы после дождя, враждебность породит раздоры и интриги, и, наконец, вспыхнет бунт, прежде чем король успеет что-либо предпринять. Чтобы предотвратить такой ход событий, следует не просто поощрять общительность и открытость, их необходимо четко организовать и направить в нужное русло.