Джо Алекс - Ты всего лишь Дьявол

— Уже, шеф?

Паркер едва заметно кивнул.

— Простите, что заставили вас так долго ждать... — сказал Джо. — Дело в том, что возникли некоторые неожиданные обстоятельства, кото­рые немного затянули ход расследования... Это расследование, впрочем, оказалось нелегким, так как убийство было запланировано с невероятной ловкостью...

— Боже! — тихо произнесла Джоан. — Убийство... Значит он, папочка...

— К сожалению, — Алекс развел руками, — это было убийство, запланированное с неслыханной, совершенно беспримерной бравадой... если можно применить это в известной степени, позитивное слово к самой изощренной подлости, какую человек может совершить на земле. И здесь мы должны признать, к великому нашему стыду, что чуть было не пали жертвой ловкости убийцы, который сплел практически безошибочную, весьма сложную сеть мистификаций и пытался поймать нас в нее так умело, что если бы не... — Он остановился, потом начал снова: — Но мистификация — это всего лишь мистификация. Уже две с половиной тысячи лет назад некий старый мудрый грек Парменид из Элеи написал в своей поэме «Путь иллюзий» слова, которые я снова вспомнил сегодня вечером: «Не допускайте, чтобы привычка, возникшая из повторяющегося опыта, направила вас на путь, где средствами познания служат слепой глаз и ухо, вторящее звукам, но пытайтесь с помощью разума...» Я не буду цити­ровать дальше. Мы перестали верить глазам и ушам, привлекли к этому делу наш разум, и результат этих действий вынуждает меня произнести здесь и сейчас те самые известные всем слова: «Именем закона я арестую вас по обвинению в преднамеренном убийстве Патриции Линч и Ирвинга Эклстоуна и предупреждаю: все, что вы скажете, с этого момента может быть использовано против вас... »

— Но... но кого это касается? — спросил сдавленным голосом сэр Александр Джилберн.

— Слова эти относятся к присутствующим здесь Томасу Кемпту и Агнес Стоун... — спокойно сказал Алекс и в ту же секунду прикусил язык, потому что увидел в руке, которую Томас Кемпт выхватил из кармана, револьвер. А ствол этого револьвера был направлен прямо в его, Джо Алекса, грудь. И в эту долю секунды он с тоской подумал, что ни к чему оказались все уроки доктора Ямамото, ибо вот сейчас он стоит, открытый и беззащитный на линии выстрела, и если отпрыгнет, откроет стоящего за его спиной Паркера. А Кемпт был слишком далеко, чтобы можно было его достать.

Но все эти мысли, а вернее, их маленькие бессвязные обрывки едва лишь успели вспыхнуть, как грянул выстрел. Одна из женщин вскрик­нула.

Джо стоял секунду, изумленный тем, что ничего не чувствует, подсо­знательно отыскивая всеми нервными клетками то место, куда вошла в его тело пуля. Но не под ним согнулись колени. Это Томас Кемпт медленно опустил голову, затем руки и тяжело, как кукла, рухнул на землю.

Алекс молниеносно обернулся. Пухлый сержант Джонс стоял со слу­жебным пистолетом, медленно опуская его ствол вниз.

— Я ношу его в кобуре под мышкой, шеф... — сказал он негромко Паркеру. — И всегда, когда этим голубчикам объявляют их судьбу, скрещи­ваю руки на груди, как Наполеон... А в одной из этих рук я и держу его со снятым предохранителем и пулей в стволе... на всякий случай.

Но Паркер не расслышал его последних слов.

— Ты, Дьявол. — Агнес Стоун смотрела на Алекса страшным, пол­ным отчаяния взглядом. Потом она выхватила руку из кармана фартука. Но в этой руке не было оружия. Она мгновенно поднесла руку ко рту.

И в этот момент случилась вторая неожиданная вещь: Джоан Робин­сон пулей вылетела из своего кресла и повисла на ее руке. За ней вскочи­ли Николас Робинсон и остальные присутствующие. Через минуту Агнес стояла с наручниками на руках, неподвижная, бледная и совершенно спокойная.

Паркер с силой разжал ее стиснутую ладонь и вынул оттуда маленькую белую ампулу.

— Цианистый калий... — пробормотал он и покивал головой. — Я думаю, что, пожалуй, это окажется цианистый калий.

Сержант Джонс положил руку на плечо Агнес.

— Пойдемте... — сказал он спокойно.

Она двинулась впереди полицейского, неестественно выпрямившись, с поднятой головой в белой крахмальной шапочке. Их провожали взгляды всех присутствующих. И лишь старая женщина в коляске даже не дрогнула и по-прежнему смотрела невидящим взором в бесконечное пространство, равнодушная и неподвижная, как изваяние.

Глава XXVI

«Но как это вообще было возможно?»

Автомобиль тронулся.

— Но как это вообще было возможно? — спросил Паркер, глядя в широкую спину водителя.

Джо ответил не сразу. Он сидел вполоборота и смотрел через заднее стекло на освещенные окна Норфорд Мэнор. За ними поочередно выез­жали на дорогу другие машины, прорезая темноту белыми крыльями фар. Джо вздохнул и, повернувшись, сел поудобнее, устроившись в углу поли­цейского автомобиля.

— Думаю, это был человек с болезненно развитой фантазией... — ска­зал он. — Я вынужден признать, что никто и никогда не подводил меня так близко к поражению. Не говоря уже о том, что если бы не твой неоценимый Джонс, он, в конце концов, убил бы меня, беззащитного, как ребенка. Я слишком разболтался. Я всегда знал, что именно риторические склонности в один прекрасный день станут причиной моей гибели. К счастью, наша полиция была начеку.

— Да... — Паркер в темноте щелкнул пальцами. — Полиция начеку! — добавил он язвительно. — Если бы не ты, опасаюсь, что я, а вместе со мной и весь мой штаб детективов, дактилоскопистов, экспертов и компьютеров преспокойно уехали бы отсюда, оставляя на свободе эту парочку убийц, свободных и счастливых, как пара голубков! Но расскажи, наконец, как ты до всего этого дошел?

— Уже в первый день, когда приехали Кемпт и Джилберн, мне очень не понравилась загадочная смерть одного из наследников старой леди Эклстоун. Ибо Патриция была для меня прежде всего одним из наследников огромного состояния, единственным владельцем которого являлась дожи­вающая свой век парализованная старушка. Самоубийство Патриции тоже казалось по меньшей мере загадочным. Вынула ключ из двери — зачем? Приняла цианистый калий во время чтения книги? — Почему? На книге найден отпечаток дьявольского копыта, но в комнате умершей не найдено никакого предмета, который мог бы этот отпечаток оставить. Ночью, перед смертью, повернут лицом к стене портрет Джона Эклстоуна, потомком которого в десятом поколении она и была, а нам, в свою очередь, извест­но, что род Эклстоунов по воле Дьявола был обречен на гибель именно в десятом поколении. Мне трудно было вообразить себе, что эта несчастная женщина, измученная долгой тяжелой болезнью мужа, начала вдруг вытво­рять какие-то дьявольские штучки, перед тем как покончить с собой. Кроме того, мне показалось неправдоподобным, чтобы эта, как-никак, порядочная, хотя, быть может, действующая иногда под влиянием внезапного импульса женщина могла вторично заморочить голову бедному Джилберну, а потом снова разрушить его жизнь, даже не написав ему нескольких прощальных слов с объяснением своего шага. Этот ключ на столе тоже вызвал недо­умение. Если она приняла цианистый калий, дочитав «Пигмалион» до 110-й страницы, потому что книга была раскрыта именно на этой страни­це, когда ее нашли умершей, то зачем вынимала ключ? И наконец, что в «Пигмалионе», этой милой и мудрой комедии, может вдруг стать причиной такого рода решения?.. Я не мог ответить себе на все эти вопросы. Но я приехал, прежде всего, потому, что меня встревожило повторение явлений, сопровождающих смерть Патриции Линч. Снова перевернут портрет, и опять следы Дьявола появились в Гроте. Это еще больше укрепило меня в уверенности, что Патриция была убита. Ввиду этого возникал вопрос: кто мог убить ее в собственной комнате? Кто-то, от кого она спокойно приняла бы яд, не отдавая себе в этом отчета? Для такой возможности подходили практически все домочадцы, кроме Николаса Робинсона, которого могла заметить Джоан, если бы Патриция попросила их дать ей лекарство. Это могла сделать Синди, горничная, которая, наверно, заглядывает в комнаты дам, спрашивая, не нужно ли чего-нибудь перед сном. Это мог сделать ста­рый слуга, кухарка, медсестра, доктор, даже Ирвинг... Я исключил, после обдумывания, Кемпта, потому что было менее всего правдоподобным, чтобы он среди ночи мог вручить ей порошок. Конечно, его мог дать ей также Джилберн, провожая домой. Она ведь жаловалась на головную боль. Она могла принять порошок во время чтения книги и умереть. Но тогда она не вынимала бы ключ из замка. Итак, если Патриция Линч была убита, то, безусловно, этого не мог сделать Джилберн, потому что он единственный из подозреваемых, кто не находился ночью в доме и не мог выйти, заперев дверь другим ключом и оставив настоящий ключ от комнаты на столе умершей. Впрочем, предмет, который нанес отпечаток дьявольского копыта на книге, должен быть принесен извне. Но не от Джилберна, потому что самый невероятный шанс, по теории вероятности, не оставлял никакой воз­можности предполагать, что Джилберн сделал оттиск на одной из страниц, а Патриция, дочитав как раз до этой страницы, приняла яд. Тогда где нахо­дился этот предмет, которым сделан оттиск на книге и на песке в Гроте? Если бы сама Патриция сделала оттиск, ей пришлось бы выйти из комна­ты, спрятать этот предмет, а потом вернуться и отравиться. Это очевидная бессмыслица, принимая во внимание, что после ее смерти, этот предмет был снова использован для той же цели. Следы в гроте вновь появились и оказались идентичными. Этот факт имел двойное значение: