Voronkov - Harbin

Только сейчас Болохов вдруг понял, почему его до сих пор не сломала жизнь. Он умел мечтать. Человек мечтает, значит, живет. Как только он перестает это делать – тут же наступает тьма. Уметь мечтать – не это ли главное предназначение человека на этой земле?.. А он уже и мечтать разучился…

…Повсюду вой снарядов, грохот, гром… «“Последний день Помпеи” – не меньше», – мелькнуло у Болохова в голове, когда он, пригнувшись к земле и с опаской поглядывая на небо, где кружили советские самолеты, под грохот взрывов пробирался к палаточному лагерю своего отряда.

Казачки уже были на ногах, ожидая дальнейших команд. Их выцветшие на солнце походные палатки, словно паруса, маячили на фоне городка и были хорошей мишенью для штурмовиков. «Надо их увести подальше», – решил Болохов.

– Эскадрон, в седло! – скомандовал он, и уже скоро казачья сотня, выстроившись в колонну, мчалась в сторону ближайшего леса.

– Здесь и переждем артналет, – слезая с коня, сказал Александр, решив, что в густых зарослях дубняка их будет трудно заметить с воздуха. Эти деревья держат свой медный лист до самой весны, пока не покроются зеленью. Это ольховый лес или те же березняки да осинники становятся прозрачными осенью, потому они не годятся для схрона.

– А дальше?.. Что будем делать дальше, господин поручик? – спросил его подхорунжий. – Думаю, не след нам прятаться, когда идет война.

– Ты прав, Николай, – ответил ему командир. – Но ты же видишь, что творится вокруг… Вот скоро все уляжется, и тогда настанет наш черед. Ты думаешь, наши генералы ничего не предпринимают? Как бы не так! Они уже на ногах и что-то думают… – вспомнил он вдруг Хорвата, который, поди, уже поднял свои полки в ружье. Видимо, первое, что он сделает, – это прикажет арестовать всех советских специалистов дороги, после чего уничтожит ее вооруженную охрану и двинет свои войска к границе. Что и говорить, белые будут драться насмерть. У них так – или пан, или пропал. Это китайцам все равно. Коль получат по шапке – вернутся домой, а этим что делать? Ждать новой войны?

Он прислушался. Советская артиллерия продолжала массированный обстрел линии обороны противника. В основном били по судам Сунгарийской речной флотилии, которая, видимо, мешала красным высадить десант. Артиллеристам помогала авиация. Отбомбившись, самолеты возвращались на свой аэродром, а через несколько минут снова появлялись над позициями врага. Долго ли это будет продолжаться?

Болохов вдруг поймал себя на мысли, что сам причастен ко всему, что творилось вокруг. Ведь это он снабжал Центр секретными сведениями, указывая места сосредоточения войск противника. Вот и Лахасусу – это его рук дело. Не он ли дал знать Москве, что это важный стратегический плацдарм, откуда противник намеревается нанести свой первый удар?.. Эх, знали бы его казачки всю правду – да они б его просто разорвали на части. Но они ни о чем не догадывались. Стояли возле своих коней и нервно курили, напряженно вглядываясь вдаль. Город горел. Черные клубы дыма, отрываясь от земли, густо шли в небо.

Три часа с небольшими перерывами авиаторы бомбили Лахасусу. После этого последовали удары по тыловой базе противника – расположенному неподалеку городу Фугдин. Потом выяснится, что советские летчики потопили пять судов Сунгарийской военной флотилии. Легкому же крейсеру «Цзян-хин» и поврежденной канонерке удалось уйти к Фугдину. Путь советскому десанту был открыт.

Двенадцатого октября в половине шестого советские баржи с десантом на борту, сопровождаемые бомбардировщиками, двинулись к устью Сунгари. На палубах за мешками с песком были установлены пулеметы и орудия. Китайцы пытались остановить противника, однако тому удалось под прикрытием артиллерии с канонерской лодки «Красный бурят» и минного заградителя «Сильный» добраться до вражеского берега и высадить десант. После этого канонерки отошли на середину реки и шквальным огнем своих орудий стали прикрывать продвижение пехоты. Ожившие вновь огневые точки врага быстро подавлялись. Через час на высокий китайский берег выгрузилась полковая артиллерия и стала огнем поддерживать наступление пехоты.

Удар был таким внезапным и сокрушительным, что китайцы поспешно отступили.

– Командир, веди нас в атаку! – просили казаки, но Болохов медлил.

– Нас мало, что мы сможем сделать?

– Так уж лучше сгинуть в бою, чем так!.. – отчаявшись, кричал худой чернобровый казак. Конь под ним храпел, волновался, бил копытом – в бой рвался.

– Верно, на миру и смерть красна! – поддержал его другой казак – и пошло-поехало.

Загудели казаки, засверкали глазищами. Вот-вот пойдут в ослушку и сами ринутся на врага. Да как же, мол, так? Мы ведь столько лет ждали этого часа, чтоб вернуться домой, а тут… Да пропади она пропадом такая жизнь!

Болохову было жалко казаков.

– Вот что, братцы, давайте-ка лучше дождемся темноты, а потом и рванем на ту сторону, – сказал он им. – Сами видите, что творится… Но ничего, большевики долго тут не задержатся – уйдут вперед. Тут мы и воспользуемся моментом.

– Что, одной сотней пойдем завоевывать Россию? Не выйдет, – вздыхал Сынок. – Была бы сила. А где она? На китайцев уже никакой надежи нет – те в штаны наложили и бегут. Тогда что говорить?..

– Но ведь мы-то не наложили в штаны! – успокаивал Александр. – Воевать, конечно, нам не с руки – перебьют, как мух. Я предлагаю под покровом ночи переправиться на тот берег, а потом… – Он умолк, будто бы соображая что-то. – Ну а потом – кто куда…

– Это как? – спросил его пожилой казак с глубоким шрамом на впалой щеке.

– А так… Доберетесь до дому – и затаитесь, – сказал Болохов. – Надеюсь, родственники вас не выдадут. А время пройдет – все и забудется. Тогда можно будет смело вылезать из подполья. Не коротать же вам жизнь на чужбине – с тоски помрете.

– Страшно… – сомневался кто-то из казаков. – А как не получится?

– Дело говорит командир, – вступился за поручика Угаров. – Будем прорываться. Вы-то с нами? – спросил он Болохова.

– Я вас подстрахую, – ответил тот. – Только пулеметик мне оставьте…

– А потом вы куда?

– А потом назад…

Угаров покачал головой.

– Не понимаю я тебя, командир. Хотя что там – чужая душа потемки…

Остаток дня они провели, скрываясь от чужих глаз в лесу. Места себе не находили – все ждали, когда наступит вечер. «Ничего, потерпите, – думал Болохов. – Радуйтесь, что хоть живы остались. А вот не послушались бы меня, бросились бы с шашками на артиллерию – лежали бы сейчас бездыханные где-нибудь в пожухлой траве, дожидаясь прилета голодного воронья. А так хоть шанс какой-то есть…»

День показался им долгим, как сама жизнь. Когда наступила ночь, они под покровом темноты вышли из лесу и тайком направились к берегу, куда еще с вечера китайские рыбачки вытащили свои «юли-юли» – этакие утлые одновесельные лодчонки, на которых они целыми днями шныряли по речным заливчикам, проверяя ловчие снасти. Не сговариваясь, казаки подхватили на руки деревянные тяжелые посудины и стали ставить их на воду.