Pepper Winters - Second Debt

Она похлопала рукой по подоконнику, откладывая свою схему рисунка вышивки и убирая в сторону нитки.

— Хочешь поговорить об этом?

Хотел ли я? Хотел ли я признать то, что Нила внесла в мою душу хаос, или лучше было бы не говорить на эту тему и надеяться на то, что ее сила рассеется?

Я покачал головой.

— Позволь мне просто побыть здесь.

Она улыбнулась.

— Нет проблем. Я просто продолжу делать то, что делала.

Она так хорошо знала меня.

Ее черные волосы длиной до подбородка слегка приподнимались на концах, демонстрируя ее модную стрижку, которую она совсем недавно сделала, и ее курносый носик и сердцевидное лицо имело слишком доброе выражение, чтобы находиться среди моих братьев. Жасмин Хоук выглядела так же, как и наша мама. И будучи только на одиннадцать месяцев младше меня, она выглядела как моя близняшка.

Я бы никогда не признал это при Ниле, но я понимаю ее связь с ее братом. Всегда было что-то, что можно сказать человеку, в котором ты нашел родственную душу, кто находился рядом с тобой с самого начала.

Скорее всего, я бы не выжил без Жасмин. Я был обязан ей всем.

— Расслабься, Кайт. Забудь об этом. — Ее изящные ручки разгладили симпатичное шерстяное платье. Она всегда выглядела совершенно безупречно в своей старомодной манере одеваться, что было крайне угнетающе, потому что она никогда не покидала пределов нашей территории.

Я пытался множество раз вытащить ее на прогулку, на Вингсе или же на моем мотоцикле, но она всегда уверяла меня, что абсолютно довольна тем, что сморит и наблюдает через окно, как остальные наслаждаются жизнью.

Когда-нибудь я все-таки вытащу ее и покажу ей, сколько она теряет, играя в Рапунцель, заточенную в своей башне.

Поднимая свою вышивку крестиком, Жас улыбнулась мне в последний раз и продолжила работу над своим следующим шедевром нашего величественного монолитного дома. Ее рассуждения не соответствовали моим по отношению к Хоук, она всегда чрезвычайно патриотично относилась к своему наследию.

Продевая нитку в иголку, она проговорила:

— Отдыхай, братик. Я присмотрю за тобой.

Я проснулся от холода.

Мрачный сумрак сменил серое утро.

— Черт, который сейчас час? — я сел, держась за голову, потому что меня пронзил резкий приступ тошноты. Всегда было то же самое. Тошнота одолевала меня в конце долгого дня, особенно если я подвергался воздействию своей семьи в течение длительного времени.

Жасмин все еще сидела в своем кресле, ее ноги были накрыты одеялом, которое она связала крючком. Ее пальцы порхали, продевая иголку с оранжевой нитью через кольцо, что удерживало полотно с недавней вышивкой.

Не утруждаясь даже поднять взгляд, она проговорила в ответ:

— Ты снова проспал ужин. Но это ничего. Я сказала слугам, чтобы они принесли тебе холодные мясные закуски. — Она показала жестом на свою тумбочку у кровати. На полированной поверхности возвышалась серебряная крышка, что покрывала тарелку.

Я вздохнул, проводя руками по волосам. Мягко рассмеявшись, я ответил:

— Ты слишком хорошо меня знаешь.

Ее глаза встретились с моими.

— Я знаю, кто ты, но понятия не имею, в кого ты превращаешься.

Я замер.

Жасмин часто отпускала такие резкие замечания. Она была мудрой — словно человек, который прожил долгую жизнь. Как кто-то, кому довелось пережить слишком много.

Прекрасно понимая, что у нее имеются вопросы, я устало поднялся на ноги и поплелся, чтобы взять блюдо с едой. Возвращаясь на свое место, я вздохнул.

— Это намек, чтобы я что-то понял или же просто способ лишить меня сна сегодня ночью?

Она мягко рассмеялась.

— Я думаю, ты перебил свой сон тем, что дремал здесь на протяжении всего дня.

Даже несмотря на то, что она смотрела на меня с нетерпением и ожиданием, я не чувствовал от нее ничего кроме всепоглощающей любви. Безусловного принятия.

Я удовлетворенно откинулся на спинку стула.

В конце концов, я мог снова дышать.

Нила вила из меня веревки, проводила огненные языки пламени через мое испещренное острыми сосульками сердце и заставляла меня противостоять основным частям своей личности, которые я желал, чтобы были мертвы. Но Жасмин... она успокаивала меня. Она предоставляла мне силу в своем молчании и место, чтобы исцелиться в своей любви.

Снимая серебряную крышку, я взял кусочек копченой ветчины и положил к себе в рот.

Жасмин потянулась к своему стакану кислого яблочного сока. Она отказывалась пить что-либо кроме воды или кислого яблочного сока, что утолял жажду.

— Так... ты сейчас готов говорить?

Я проигнорировал ее, опуская на язык еще кусочек ветчины.

Она сердито фыркнула, сильнее сжимая свои крошечные руки вокруг стакана с соком. Ее пальчики были такими же изящными, как и у Нилы. Они обе искусно управлялись в работе с иглой и были похожего телосложения. Все внутри меня говорило мне о том, что они скорее всего поладят.

Но я хотел держать этих двух женщин, что присутствовали в моей жизни, раздельно. У меня были на то свои причины.

Нила не могла узнать, кто я был на самом деле, а я бы не смог держать все в секрете, если бы она познакомилась с Жасмин.

Жасмин знала правду. Всю правду. Правду, которая могла разбить мою жизнь на куски и увести у меня из-под носа наследство, которое вот-вот станет моим.

Мой телефон завибрировал в кармане. Выуживая его, я нахмурился, глядя на экран. Сигнал тревоги, что высветился на экране порцией новой информации, зашифрованной в условных словах, которые касались моей семьи и семьи Уивер.

Моя кровь вскипела от мысли о последней информации, что просочилась в прессу о наших частных делах. Я наблюдал за ним, ожидая, что он выкинет какую-нибудь глупость.

Этот неугомонный идиот на этот раз зашел слишком далеко.

— Мне необходимо сделать звонок.

Жасмин пожала плечами.

— Я не возражаю. Делай, что тебе нужно.

Стиснув зубы, я набрал номер и приложил телефон к уху. Я изо всех сил старался не сломать телефон. Я был так зол. Чертовски взбешен. Если бы у меня было время доехать до Лондона и сказать ему все лично, я бы сделал это. Только все закончилось бы тем, что я использовал бы кулаки, а не голос.

— Алло?

Мое сердце бешено заколотилось.

— Здравствуй, Вон.

— Ну, привет... а кто это?

Я холодно рассмеялся.

— Как будто ты не знаешь. Слушай, все, что ты там делаешь, — прекрати. Это единственное дружелюбное предупреждение. Она теперь наша. Не ваша. И ты не сможешь выиграть, даже если, черт подери, попытаешься. Понял?

На линии образовалась тишина.

— Последнее предупреждение, мистер Уивер. Скажи-ка прессе заниматься своими делами, и заткни то дерьмо, что ты уже распространил.