Андрей Хорошавин - Здравствуйте, люди

Перед глазами плясали два пышных хвоста, всегда пахнущих чем-то приятным, и опускающихся до самых Маринкиных плеч. Золотистые и блестящие, аккуратно перетянутые двумя белыми капроновыми бантами, они плавно покачивались, касаясь её, чуть оттопыренных, просвечивающихся на солнце ушей. Они падали на её локти, когда она, склонившись над тетрадкой, старательно выводила авторучкой большие круглые буквы. Они порхали как две большие бабочки, когда на уроке физкультуры Маринка неслась по беговой дорожке стадиона раскрасневшаяся, с каплями пота на лбу, со сверкающими глазами, хрупкая и обтянутая спортивной формой.

Шар в груди раздулся до гигантских размеров и Витя тяжело вздохнул. Ему захотелось прикоснуться щекой к Маринкиным хвостам и вдохнуть их запах.

В комнату заглянула мама:

– Не спишь?

– Мам?! – Витя посмотрел ей прямо в глаза. – Можно я сегодня в школу не пойду?

– С чего это? Ты не заболел, сокол?! То-то я слышу – всё утро вздыхаешь. – Мама присела на край кровати и торопливо приложила тёплые губы к Витиному лбу. – Температуры вроде нет.

– Да я не болею!

– Опять с Гошкой подрались?!

– Да не дрались мы с Гошкой! Просто… ну, можно не ходить сегодня?

Мама внимательно осмотрела Витины глаза, ощупала горло. Зачем то пробежалась пальцами по его волосам.

– Что с тобой, сынок?

– Да так… – Витя опять вздохнул, перевернулся на живот и, подперев подбородок кулаком, уставился в окно. – Нужно!

За окошком ярко светило весеннее солнце, шелестела трава, и звонко чирикали воробьи. Через открытую форточку комнату наполнял густой запах распустившихся за ночь черёмух. Тёплый ветерок покачивал край белой тюли. Мама смотрела на стриженый затылок сына и тревога на её лице постепенно сменялась доброй теплой улыбкой.

– Агха-а!! – Дворничиха Баба Маша неслась, как в последнюю атаку. – Вы шо это тута гхадите? А?!

Двое подростков, мальчик и девочка сидели на корточках, лицом друг к другу, улыбались и рисовали мелками на асфальте.

«Не убегают!» – Думала Баба Маша. – «Совсем наглость потеряли!»

– Я кому гховорю? А?! А, ну!! – Баба Маша взмахнула метлой.

Дети встали. Их взгляды стали серьёзными. Они вскинули подбородки, сощурили глаза и поджали губы.

– Вы шо гхадите, я спрашиваю, тута!? Это вот шо? – Баба Маша ткнула метлой в лицо женщины, нарисованное на асфальте.

Голову женщины покрывала вуаль. Из-под вуали тонкими вьющимися нитями опускались волосы. Отдавало средневековьем. Притягивал взгляд женщины. Казалось, что она смотрит сквозь вас, уносясь мыслями куда-то далеко-далеко в будущее. Её плечи открыты, а ниже белым мелком была намечена тонкая полоска, разделяющая грудь. За спиной женщины прорисовывался необычный пейзаж. На этом работа над портретом была прервана.

– Это шо за гхадость вы тута устроили, а? А дальше, шо – сиськи? А потом…, потом, что я вас спрашиваю?! А?! Блядей гхолых рисовать мне тута?! Ах, вы ссучата недоношенные. Ещё женилки не обросли, а туда же, баб гхолых рисовать! И гхде-е?! – у подъе-езда! На-ате, люди добрые, любу-уйтися на эту страмату! Да?! – Баба Маша снова взмахнула метлой. – Я вас спрашиваю!!

Мальчик и девочка не сходили с места. Они молчали и смотрели в глаза бабе Маше. Только мальчик встал ближе к девочке, прикрыв её собой.

– Мы детства не видали, работали, воевали, только, шо бы вам жисть лучшее сделать, а вы?! Это благходарность?! У-у, глаза ваши наглючие! Бесстыжие глаза-а! – Она обратилась к девочке. – А ты, шо же это, проститутка малолетняя, делаш, а? Тебя мать для того рОстила, шо бы ты в эти то годы уже по подъездам женихалася. С малолетним кобелём тута, а?!

Девочка опустила голову и нахмурила брови. Лицо мальчика покрыл румянец.

– А ты гхлаза, гхлаза-то свои бесстыжие не пря-ач! Иш! Умела нагхадить, умей и отвечать! А ты чего, скулищщами игхрашь? Иш, игхрает он! Щас вот ка-ак перетяну-то по жжопе, враз у меня всё усвоишь. Нянькаются тута с имя, нянькаются. Педегхогхичискии подходы ищуть. Я-то вам нашла б подход. С нами ни кто не нянькался. Батя сымет ремень с бляхой, и весь подход. И ничё-о, не хужее вас повырастали! Вона шо понастроили вам тута! – Баба Маша описала метлой полукруг в воздухе.

– А ну марш отседова, шо бы гхлаза мои вас тута больше не видали.

Мальчик и девочка взялись за руки, развернулись и ушли. А баба Маша напевая: «Броня крепка и танки наши быстры…» – принялась стирать с асфальта неоконченный портрет Джоконды.

Однажды утром, звери юго-западного леса проснулись и поняли: «Свершилось».

В их речке теперь будет базироваться флот. Да не чей ни будь, а восточного леса. Там у них всё по-другому, и лес больше, и ужи толще. В общем, пойдёт теперь совсем другая жизнь. Работа будет, еда, деньги. «Поживём ещё», – подумали звери юго-западного леса и ломанулись к реке, что бы место получше получить.

Енот опоздал. Жил он у западных болот, потому и опоздал. Прибыл к шапочному разбору. Но место всё же получил. Можно сказать из горла вырвал, у суслика. Поставили его на лодку, палубным матросом. И полоскал енот с 08:00 до 17:00 палубу, благо образование позволяло.

Жизнь пошла размеренная, сытая. Бока у енота разгладились. Шерсть заблестела. Да и в кошельке кое-что появилось. Енот на родню с западных болот свысока поглядывать начал.

Прошёл месяц другой. Всё шло как обычно. С 08:00 до 17:00 работа. Потом пиво с друзьями, потом домой – в новую норку к счастливой жене и сытым детям.

И всё бы хорошо, но в последнее время стал замечать енот, что изменилось вокруг что-то. И капитан вроде тот же, а смотрит, будто насмехается. И работа та же, а вроде тяжелее стала. Распоряжения эти: «Тут дотри, там домой. Почему тут не блестит? Раньше блестело, а теперь не блестит». И паёк давно увеличить пора, и зарплату поднять. Нору расширять надо. Жена хочет, что б дома всё, как за дальним морем было. И рожи эти восточные надоели. Ходят тут. Улыбаются.

Короче возроптал енот. Начал в пивной мыслями своими делиться. Кто-то поддакивал. Кто-то подальше отодвигался. Барсук отвёл его как-то в сторону и говорит:

– Ты чё? Тебе плохо живётся, что ли? А ну как с работы нагонят, что тогда?

А енот лапы в бока:

– Вот только пугать меня не надо! Я у себя дома! Что хочу, то и говорю! А этих восточных давно проучить нужно!

– Ну как знаешь, – сказал барсук и ушёл.

– А вот я с вами, гражданин свободного леса, целиком и полностью согласна.

Енот оглянулся. Рядом с ним сидела маленькая чёрненькая обезьянка.

– Вы кто? – улыбнулся енот.

– О, вы меня не знаете. Я недавно тут. Приехала из-за дальнего моря.

– Из-за дальнего моря?! – Енот чуть пивом не поперхнулся.

– Да-да. Оттуда. – Обезьянка улыбнулась во весь свой зубастый рот. – Мы там давно знаем про вашу беду. И готовы помочь.