Сергей Супремов - Робокол

Как он и предполагал, Китти вела очередную жертву. Черноволосый японец в белой офисной рубашке, при галстуке, но без пиджака еле удерживал на плече плоскую сумку с ноутбуком и документами, постоянно норовившую соскользнуть до локтя. Китти все время поправляла сумку назад и наверняка успела увидеть, чем в ней можно поживиться. Мужчина был «нахороше», а подружка вполне себе соображала: она успела выклянчить себе пачку курева, а сама стреляла сигаретки из его кармана, на что он хохотал и пробовал прикурить для нее, но всегда мазал.

На такого клиента не нужно много времени, чтобы рассудок ушел в подпол, – девушка знала схему. Теперь они должны пойти в уединенное место, он будет пить и угощать, она – делать вид, что ей хорошо, ей давно уже за глаза, ей хватит. «Ах, как же я так попался! – переживал Дима. – Неужели нельзя было догадаться?!» Он проследил за ними до самого места – это был такой же неприметный отель. Когда Китти проделала всю процедуру регистрации и, подхватив жертву под мышки, пошла заволакивать его на этаж, Дима вскочил в лобби и уставился на стол с отверстиями для ключей. Какой же у них номер? Спрашивать, по понятной причине, было небезопасно. Он сунул секретарше свою банковскую карточку, и та принялась изучать надписи, ни одной из которых не могла разобрать. Пришлось показывать паспорт, и подозрительная хозяйка сделала запись в свою книгу: иностранец в традиционном отеле вдвойне иностранец!

Через полчаса Дима отыскал номер Китти – благо он оказался на одном с ним этаже. Ждать, ждать и ждать – вот все, что оставалось преследователю. В коридоре можно было навлечь на себя подозрение, и он прислушивался в своем номере, вскакивая с циновки при каждом шорохе. Прошел час, другой, Китти не выходила – может, она грабит не всех, только иностранцев, а может, черноволосый и впрямь ее друг. Дима отказался от сочинения сценариев.

В такой нервный час казалось, что похожую ситуацию переживал он на «Робоколе», но не мог припомнить, с чем это было связано. В промежутках между шорохами из коридора и последующим частым сердцебиением, когда он на несколько минут успокаивался, в голове возникали сцены с проводами солнца. Особенно та, с прожектором мощностью с целую электростанцию. Был ли тогда испытан военный лазер или иное оружие, но солнце по правде стало видно позади гигантского пирога циклона. Что-то поистине из ряда вон!

С того раза Дима чаще стал обращать внимание на светило. Ему казалось, пусть это и выглядело абсурдом, что солнце тогда… в какой-то степени помогло. В том смысле, что должно было добавить себе яркости, силы, сделать шаг вперед к «Робоколе». Дима почувствовал в тот ненастный вечер, будто солнце не далекая древняя звезда – оно живое существо, и слово «живое» – самое подходящее определение.

Попав в Японию, он уже относился к светилу иначе, как порой относятся к неизвестному дети, – они его уважают и немного боятся, и, лишь повзрослев, осмеливаются задать взрослым вопрос про непонятное явление. Пока же чада не сообразят, что про это можно спросить, есть такой период времени между обнаружением чуда и развенчанием его путем рационального объяснения взрослого; как раз такой похожий период переживал Дима. Спросить, поискать каких-то толкований еще не приходило ему на ум. Загадка продолжала оставаться загадкой.

Свет комнатной лампы отражался в стакане, и Дима нет-нет да и поглядывал на яркий блик, может, поэтому из головы не шла солнечная шарада. «Что, солнце, поможешь?» – неожиданно подумал он, и в голове вскоре нарисовалась вся схема.

Дима подхватил стакан и бесшумно выскочил за дверь. На дно стакана легли две оставшиеся монетки по сто иен. К счастью, между коридорной бамбуковой дорожкой и дверьми в номера было небольшое пустое пространство. Димин стакан с деньгами встал на бетонный пол, почти прислонившись к двери, за которой проводили время Китти и ее дружок. Стакану, вернее, его свойству звенеть и разбиваться, предстояло определить, был ли черноволосый честным, законным другом девицы или очередной жертвой. Пока же Диму ждал детский канал на крошечном телевизоре – новое японское развлечение немецкого юриста.

Ловушка сработала довольно поздно, Дима еле успел прибавить громкости в телевизоре. Девушка зашипела в ответ на неожиданное звяканье, а потом притаилась. Но было поздно – Дима преодолел внушительное расстояние до ее номера и сделал это так быстро и бесшумно, что она не успела связать два явления. Но и Дима не был профессионалом. Схватив ее за локоть, он растерялся: до этого ему не подумалось, а сейчас он понял, что она ведь может закричать. Но она шипела, как шипят встревоженные ежи. Дима неумело закрутил ей руку за спину и ее ногтями ободрал себе кожу на запястье. Другой рукой он попробовал заткнуть ей рот, но при этом сильно измазался в помаде.

Наконец они оказались в Диминой комнате, и тут он немного осмелел. С размаху он влепил Китти смачную пощечину. Очень неожиданно и, главное, резко получил от нее ответную. Его щека загорелась, и на пару секунд он оказался дезориентирован. Китти рванулась к двери, но путь оказался отрезанным. В отличие от него, у девушки навыки ориентации в трудную минуту оказались куда лучше. Только вот одно: она почему-то не издавала никаких звуков, а Дима боялся всего больше не ее движений, а именно крика. Юрист накинулся на беззащитную жертву и снова попытался зажать ей рот. Но тут она пребольно укусила его за палец, и вместо нее закричал он сам. Его спасла только реклама подгузников по телевизору – на высокой ноте малыш давал свое громкое японское «о’кей» толстому памперсу.

То ли укус, то ли подбадривающий толстый карапуз с экрана, а, может, вырвалось что-то скрытое в подсознании, но Дима вдруг ощутил необычайное вожделение. Наверное, в его глазах отобразился огонь, потому что только это впервые напугало девушку. По ее взгляду можно было заключить, что бедняжка не знает, как сопротивляться такому зверю.

И вдруг – Дима готов был поклясться, что глаза его тогда не обманывали, – на детском канале рекламу сменила компьютерная игра. Сама по себе никакая игра не смогла бы остановить его страсть в ту минуту; но то, что было в игре, заставило замереть. На характерном для игр ядовито-лиловом фоне, имитирующем море, прямо по цифровым волнам шла… «Робокол» и гудела, жужжала и чуть не орала каким-то неистовым звуком. Если все элементы игры на том телевизионном экране были с неровными, зубчатыми краями, напоминавшими, что игра родом из девяностых годов двадцатого века, то судно было выполнено в превосходной современной графике, и поэтому не было сомнений, что профиль был именно того корабля. Камера стала наплывать на мыс посудины, и, к невероятному изумлению зрителя, сначала из невзаправдашней воды выскочила невзаправдашняя золотая рыбка, а когда невидимый рыбак подхватил бедную на крючок и уволок из поля зрения, на борту приблизившейся посудины Дима прочитал криво написанное название – «Скайбриз».