Анна Соле - Последний портрет Леонардо

Итак, они пили чай. Роберт – крепкий, уверенный в себе мужчина, и худой старик, с потухшими голубыми глазами. Низко согнувшись над чашкой, Генри дрожащей рукой, не торопясь, помешивал сахар, а Роберт… никогда он не испытывал столько неловкости от собственного тела. Стыдясь своих широких плеч, ровного загара, спортивной фигуры, источающий здоровье, он не знал, как всё это умолить, спрятать на фоне бледности и немощности старика. «Если бы была хоть малейшая возможность поделиться своим здоровьем с дядей!» – неотвязно вертелась у него в голове мысль.

То, что Генри сильно сдал со времени прошлого приезда Роберта (то есть всего лишь за три месяца) явно бросалось в глаза.

Дядя был единственным его родственником и самым близким человеком. В тайне они обожали друг друга, но так повелось, что оба не были приучены к проявлению нежности. Встречи их происходили не так часто, и почти всегда и Роберт, и дядя соблюдали своеобразный ритуал: вначале Роберт приглашал к себе жить Генри, потом тот энергично отказываться – мол, зачем я буду тебе мешать, мне одному больше нравится, я тут сам себе хозяин; а далее наступала самая длинная часть этого миниспектакля – сольная партия Генри, которая состояла из его жалоб на болячки: «поясница болит, голова кружится, и в груди давит, давление постоянно скачет…», но при этом Генри ни в какую не соглашался пойти к врачу.

Сегодня всё вышло по-другому. Роберт не просто приглашал, а настойчиво уговаривал, почти умолял, но дядя не проронил ни слова. Видя, что ничего не помогает, Роберт попробовал надавить на его любовь к чистоте:

– Как ты можешь жить в такой обстановке? Теснота везде, сколько пыли скопилось!

Но тот только устало отмахнулся:

– Нет, Роберт. Стар я, только мешать тебе буду.

– Что ты такое говоришь? Не будешь ты мешать, – взорвался Роберт и посмотрел на обтянутые морщинистой кожей худые щеки старика. – Пожалуйста, Генри, тебе нужен доктор. Хочешь, давай вместе сходим к врачу?

– Да не люблю я их, ты же знаешь, – обреченно вздохнул тот.

Роберт расстроился и даже забыл, зачем приехал. Генри молча мешал остывший чай. Ложка тревожно звякала, громко тикали часы на стене, а Роберт… испугался.

«Я не могу потерять Генри. Мама умерла так давно, отец 10 лет назад, у меня остался только он…», – сердце защемило, и Роберт непроизвольно потер грудину.

– Ладно, ладно, не переживай ты так, – посмотрев на племянника, сказал дядя. Умел он как-то чувствовать его мысли. – Ты зачем приехал-то? Просто навестить или дело какое? – спросил он бодрым голосом.

«Ведь специально делает вид, что всё хорошо, – подумал Роберт. – А сам совсем слаб, на себя не похож. Да и я тоже молодец, забросил старика. Последний раз был три месяца назад… Но как уговорить его переехать?…Черт… Ах, да, зачем приехал…».

Настроения уже не было, про бумаги из тайника он забыл и думать, и теперь гораздо больше его интересовало, как суметь – применить, что ли, силу – перевезти Генри к себе. Тогда бы он смог за ним присматривать и, когда понадобиться, пригласить врача… Но ведь дядя не согласится… И Роберт тяжело вздохнул, пододвинул коробочку, вынул оттуда письма и передал ему:

– Вот посмотри, нашёл тут… на чердаке в своём доме. Я французский не знаю, а тут скорее всего на французском.

Генри медленно надел очки и, не торопясь, стал разглядывать бумаги.

Он внимательно перечитал письма несколько раз, потом стал изучать схемы и рисунки на полях, и тут произошло волшебное преображение. Старик даже начал причмокивать от удовольствия, движения сделались быстрыми и точными, руки уже не тряслись, он выпрямился, и от этого Роберту показалось, даже как-то вытянулся. Всё внимание Генри было полностью приковано к бумагам. Племянник прекрасно знал, что если сию минуту над головой дяди раздастся взрыв, тот его даже не услышит – для него сейчас не существовало ничего, кроме заветных листов. Наблюдая за стариком, Роберт внутренне возликовал – выходит, не так дядя и плох, значит, силы у него ещё остались, и самое главное есть интерес… Прошло около двадцати минут, когда, наконец, Генри оторвался от писем. Он поднял на племянника пристальный взгляд и сказал совершенно другим, сильным и твёрдым голосом:

– А теперь давай всё сначала и подробно. Где ты купил дом, что это за дом и где ты нашёл письма? Только не плети мне небылицы про чердак.

Следующие десять дней после разговора с Генри Роберт не находил себе места. Во время их встречи он, конечно же, рассказал дяде и о своём замке, о кабинете и тайнике в столе, но на все его расспросы: «Что же написано в них, этих загадочных письмах?», Генри отрезал:

– Пока я ничего не хочу говорить, мне надо проверить кое-какую информацию. Как только я во всем разберусь, сам тебе позвоню.

Так Роберт и уехал ни с чем, с трудом сдерживая неизвестно откуда нахлынувшую обиду: он то отдал и таинственные бумаги, и ключик, а взамен не получил ничего, кроме взятого им самим обязательства ждать. Утешало лишь одно – Генри, заинтересованный находкой, явно стал бодрее, а значит, можно было надеяться, что здоровье его хоть немного поправится.

Роберт считал дни, сгорая от любопытства и нетерпения. Почти каждый вечер он снимал трубку телефона и начинал набирать номер дяди, но тут же вешал её назад. Позвонить первым значило бы признать свою слабость, а этого допустить он никак не мог, это было у них, Хайнцов, в крови – все упрямцы и никто не сдавался. Но более всего Роберт опасался… нет, не того, что Генри ничего не отыщет – в знаниях и в чутье дяди он не сомневался, – а что найденные им письма окажутся пустышкой, какой-нибудь женской, ничего не стоящей болтовнёй. Столько его надежд и ожиданий в таком случае рухнет прахом!

Генри позвонил на десятый день вечером. Быстро поздоровавшись, он сразу перешел к делу:

– Давай-ка так, сынок. Пришли за мной завтра шофёра часикам к девяти утра. Тебе будет удобно посвятить денёк своему дяде?

– Да, да конечно, – выдохнул Роберт. – Подожди, так ты завтра приедешь ко мне? Навсегда?

– Роберт, охладись. Конечно же, не навсегда. Но разговор будет важный, – и Генри повесил трубку.

Роберт зачарованно смотрел на телефон, переваривая услышанное.

Во-первых, дядин голос был очень энергичным, во-вторых, он приедет ко мне…! – а делал он это лишь однажды, двадцать пять лет тому назад, когда я жил в студенческом кампусе. В-третьих, он сказал, чтобы я уделил ему целый день, а это значит… есть что-то стоящее! Определенно, письма должны содержать нечто весьма ценное.

И Роберт побежал давать указания: сначала шофёру, а затем повару – необходимо было продумать завтрашний обед. После этого он сделал несколько звонков и отменил все запланированные на завтра встречи, а следом ему пришла в голову мысль, что неплохо было бы купить любимое вино Генри. Так как магазины уже закрылись, на следующий день утром он поехал на поиски вина. Нашёл его лишь в специализированном магазине в Мюнхене, и, потратив в хлопотах больше часа, Роберт ворвался домой за 10 минут до приезда дяди не столько запыхавшийся, сколько довольный – вино было куплено, а все эти разъезды помогли ему поменьше думать о предстоящем разговоре.