Ксения Андриевская - Легенды маленькой Сайлис. Сказки и легенды в стихах

Пока дела влюбленных пар она решала,
О милом друге непрестанно вспоминала,
В мечтах спешила в парк зеленых кипарисов,
Чтобы увидеть там красавца Адониса.

В покои утро проникает птичьим пеньем,
Все дышит радостью, любовью и цветеньем!
Но даже боги, с их бессмертием и властью,
Не застрахованы от горя и несчастья.

* * *

Однажды летнею порой, в сезон охоты,
Богиню с самого утра терзало что-то,
Тревога странная покоя не давала,
И Афродита озабоченно молчала.

Напрасно жрицы развлекать ее пытались,
Она по-прежнему печальной оставалась.
– Где Адонис? Где мой возлюбленный? – спросила,
У жрицы той, что ей нектар преподносила.

– Он собирался на охоту утром ранним,
Охотник страстный, о, богиня, твой избранник!
– Ей отвечала жрица тихо и с поклоном,
– Ушел на вепря, госпожа, он, в лес Пифона.

Тревожно юной и прекрасной Афродите:
– Оставьте амфору и сразу уходите!
– Не надо песен! Прочь пойдите, я устала!
Притихшим жрицам она хмуро приказала.

А в это время лес следил за страшной схваткой,
В кустах попрятались пугливо куропатки,
Замолкли иволги, утихло птичье пенье,
Лишь шум борьбы и стон от тяжкого раненья.

То Адонис, схватившись с вепрем, оступился,
И бивень зверя рядом с сердцем крепко впился,
В последний миг, перед судьбой неумолимой,
Он тихо имя произнес своей любимой.

Она предсмертный тихий шепот услыхала!
На зов летела, как стрела, а не бежала.
Сминая розы, с заостренными шипами,
В тот миг не чувствуя, как кровь сочится с раны.

В безумном беге ничего не замечала,
Любовь свою спасти надеялась отчаянно,
На зов любимого бежала Афродита,
Но чаша жизни была юношей испита…

И слышал каждый, населявший лес Пифона,
Ее рыдания горячие и стоны.
В молчаньи скорбном и сочувственном дрожало
Пространство леса, что богиню окружало.

И обагренные горячей кровью розы,
Меняли белый цвет на алый. Словно слезы,
Роса с цветов на плиты мрамора стекала,
В следы богини, где нога ее ступала.

* * *

На этом месте фея Сайлис замолчала,
Вокруг, как – будто, ничего не замечала,
Но через миг, тряхнув прозрачными крылами,
Рассказ продолжила такими вот словами:

– Непредсказуемо сплетаются узоры:
Сначала пенная волна морских просторов,
Потом рождение богини, кровь и слезы,
– Смешалось всё и жизнь дало прекрасной розе.

– Храм Афродиты еле виден за холмами,
Увиты арки белоснежными цветами,
Ступени лестницы укрыты розой алой,
Таким сегодня этот храм я увидала.

И тишина полуразрушенного зала,
Меня манила и вовнутрь завлекала,
Туда, где высилось богини изваянье,
Умелых рук людских прекрасное созданье.

В ногах богини, на потрескавшихся плитах,
Под слоем мха, виднелись буквы из санскрита,
Я над плитой немножко там поколдовала,
Расчистив мох, такие строчки прочитала:

«С начала мира и всегда – по жизни рядом,
Любовь и слезы, наказанья и награды,
Нежнейший шелк и боль, рожденная шипами,
Жестокость яви, приукрашенная снами».

О, безответная любовь! Примеров много,
Хранит сокровищница памяти людской.
Но не избегли горькой участи и боги,
Рассказ о Клитии, как раз, пример такой.

Дочь Океана и могучей Титаниды,
В любви рожденная, в лагуне голубой,
Росла под пологом причудливым Ириды,
Играла с чайками над пенною волной.

Была легка и весела, как бриз игривый,
С лесными нимфами водила хоровод.
И унимался Океан, всегда сварливый,
Когда он слышал, как дитя его поет.
В любви и щедрости, роскошно и свободно,
Взрослела Клития. Все чаще синий взор,
Когда-то яркий и, по-детски, беззаботный,
Впивался в небо, за макушки дальних гор.

Там на Востоке, в золоченой колеснице,
В наряде праздничном, пылающем огнем,
В рассветный час являлся миру светлолицый,
Прекрасный Гелиос, господствующий днем.
Он ехал гордо по сияющему своду,
Всегда со спутницей, красавицей Зарёй,
Багрянцем сыпавшей на землю и на воду,
Для пробуждения планеты голубой.

Восход встречала каждый день дочь Океана,
Не отрывая от любимого очей,
И провожала его взглядом неустанно,
Пока он в небе, оставался, виден ей.

Но был далек, недосягаемо прекрасен,
Великий Гелиос, бог Солнца и тепла,
К любви горячей оставался беспристрастен
И равнодушен. О, амурова стрела!

Ты поразила сердце бедное случайно,
Нелепым выстрелом и детскою рукой.
Следила Клития с надеждой и отчаяньем,
За угасанием лучей в волне морской.

Забыв о пище, удовольствиях и песнях,
Стояла с поднятой к светилу головой,
Ревел могучий Океан, в порыве мести,
Пытаясь Солнце захлестнуть морской волной.

– Ты бессердечен! – восклицала Титанида, —
Не замечаешь сверху дочери моей!
Куда же смотрит справедливая Фемида?!
Иль ослепил ее сиянием лучей?

Могучий Гелиос, спокойно улыбаясь,
Ей отвечал: « Вины не вижу я своей!
Я каждый день своим теплом согреть стараюсь,
Всех абсолютно, посылая жар лучей.

Светить для всех, а не для каждого отдельно,
Так установлено законом бытия.
И власть, дарованная мне, не беспредельна.
Есть то, чего не в силах сделать даже я!»

И сокрушались Титанида с Океаном:
– Ничем помочь не можем дочери своей,
Ни уговорами, ни силой, ни обманом.
И становились с каждым утром все мрачней.

Грустили нимфы, позабыв о хороводах,
Просили Клитию вернуться к ним в леса,
Но неподвижно все ждала она восхода,
И умолкали дев печальных голоса.

Однажды утром, лишь Заря взошла несмело,
Подвинув платьем исчезавшую Луну,
Цветок прекрасный и невиданный узрела,
Со стеблем вытянутым в тонкую струну.

Лазурной шапочки нарядное соцветье,
Напоминавшее богини яркий взгляд,
Смотрело в сторону Зари, чтоб точно встретить
Светило так же, как и много дней подряд.

Никто не видел, как случилось превращенье,
Но ходят слухи, что могучий Океан,
В ту ночь у дочери своей просил прощенья,
Но звуки голоса рассеивал туман.

Кричали чайки, словно чувствуя угрозу,
Вдали от берега дремал зеленый лес,
Лесные нимфы в полусне роняли слезы,
Под шорох листьев и волны прибрежной плеск.