Ирина Ярич - Шелест ветра перемен

Иллюстратор Алексей Хрящёв

© Ирина Ярич, 2017

© Алексей Хрящёв, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-3406-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

К концу Х века основное население Древней Руси поклонялось божествам природы и предкам. Принятие Великим князем Владимиром христианства было вызвано, скорей всего, внешнеполитическими причинами. Возможно, в то время христианство выглядело более цивилизованно и прогрессивно, говоря современным языком. И, князь Владимир хотел быть наравне с сильными христианскими правителями и, возможно, считал себя равным побороться с Византией, которая пренебрежительно относилась к язычникам.

Несмотря на то, что в Киеве и в Новгороде к концу Х века жили христиане и уже существовали христианские церкви и храмы, большинство же чтило веру предков и новая вера им была не нужна. Но коли князь поменял веру, его народ должен быть с ним одной веры.

До поздних сумерек шли сборы, старались не шуметь, чтобы не привлечь внимание общинников. Предполагали, что уходят навсегда.

Ночь безлунная и тёмная. Моросило. Капли дождя настолько малы, что казалось, они не падают, а висят в воздухе, да и сам воздух уже влага, оставляющая свои мокрые следы на одежде, лице, руках, и оседающая покровом из мизерных капелек на шерстинках скотины. Понукая лошадь, Собимысл почти ничего не видел, правил по памяти к лесу. Собимыслу шёл сорок третий год, а он уже шесть лет, как дед. Возле него под куском рогожи, свернувшись калачиком и, положив голову на колени сорокалетней бабушке Мирославы, и обхватив за шею дремавшую беременную кошку Полосатку, спала внучка Ягода. Рядом с телегой, которая почти бесшумно катилась из-за густо смазанных березовым дёгтем колес, и лишь вздрагивала и подпрыгивала на камешках и неровностях дороги, шла Благуша, юная мама Ягодки, она изредка придерживала большой плетёный из бересты короб, откуда доносилось паническое кудахтанье слепых в ночи кур, покряхтывание уток и горловые вздохи гусей. Позади телеги плелись, спотыкаясь, привязанные верёвками за жердь телеги овцы, козы, две свиньи и корова. Их слегка подгонял хворостиной Ждан, рослый парень, двадцати четырёхлетний сын Собимысла и Мирославы.

Накануне отец и сын возили двухмесячных поросят на торг в Новгород. Там подтвердились те слухи, которые слабым эхом доходили до их деревушки. Жители всех сословий и торговые гости озабоченно обсуждали, что в стольном Киеве старую веру рушат. Многие не верили даже очевидцам, но те доказывали, что именно по велению Великого князя рубят идолов, сжигают капища.

– Не может Великий князь на месте святых мест и рощ строить дома для грецкого Бога, – кричали одни.

– Воеводы с дружинниками идут уж к Новегороду, дабы указать: мы и предки наши поклонялись ложным богам, а есть истинный Бог, и кто в него уверует, тот обрящет жизню вечную, тот спасётся, – говорил купец, несколько дней назад как воротившийся из Киева.

– Ложным богам! – выкрикнул побледневший Собимысл. – Наши боги проявление того, щё нас окружает, память и честь предкам! Разве ж могёт быти ешо истиннее?!

– Верно! – подхватили голоса из толпы.

– Ежели все стануть жить вечно, куды стольких людей девать, жита не напасёшься, – крикнул улыбчивый парень.

– Так жить вечно на том свете, когда помрём, – пояснил тот же купец.

– О-о-о! Акы! – протянули разочарованно мужчины и женщины.

– Ежели тамо девки да молодые жёны будуть, то я не против жить вечно, – усмехаясь в русые усы, прокричал весельчак, и парни в толпе захихикали соглашаясь.

– Цыц, зелень! Тут о сурьёзном, а ты зубы скалишь, – возмутился русо-седой, аж посеревший, но ещё крепкий старик.

– А я не хочу поклоняться новому богу. Разве ж можно веру предков кидать, акы рваные рукавицы, – возмутился закопчённый кузнец, и многие его поддержали.

– Ни тебя, и никого и не спросят, хочешь ты, аль нет. Думаете, в Киеве у кого спрашивали? – обратился к окружающим другой очевидец. – Думаете, дружинники едут нам пироги да медовые пряники раздавать?

– Коли тако, встретим их с тем, шо под руку попадёт, – выкрикнули из толпы.

– С рогатиной супротив меча?! Сила на стороне Великого князя, – произнёс грустно купец.

Говорили и спорили долго, торг шумел. Насилу удалось Собимыслу сторговать поросят, а Ждану прикупить куль соли и льна на порты и рубахи.

После всех этих разговоров стало как-то нехорошо Собимыслу, тяжко, будто груз невидимый грудь давит, аж дышать невмоготу. Знал, чует беда придёт.

– Тять, не уж правду сказывают? Неужто такое могёт статься?

– Бывает люди привирают… и всё ж прислушаться стоит, да покумекать, акы нам быть. Останемся ещё на денёк, послушаем, посмотрим… На душе у меня муторно.

Ждану была известна эта особенность отца, чуять беду. Знал также, что ни за что ни он, ни Благуша, а уж тем более отец с матерью не откажутся от веры предков, и понял, что настало для них лихолетье.

Опять не только на торгу, но и на каждой улочке, в каждом переулке спорили, шумели, возмущались. Те, кто уже принял христианство тоже собирались кучками, среди них находились смельчаки сказать своё слово против большинства. Они искренне пытались открыть «слепцам», как они говорили глаза на истинного Создателя и Спасителя, но осмеянные и обруганные были побиты. Остальные притихшие стали хорониться по своим домам. И вдруг, словно вихрь урагана примчал молву: «Едут! Едут из Киева! Дружинники с воеводой!» И этот же вихрь нагнал и страх и надежду, авось обойдётся.

– Тять, едем навстречу дружине киевской, да спросим у них, – Ждан с безрассудностью юности рвался не только повидать, но и поговорить с отважными дружинниками князя, а потом похвастаться перед общинниками.

– Сынок, не стоит дразнить медведя. Сбираемся, да выедим из города и тамо обождём. Зачем лезть на рожон? Коли мы с тобой сгинем, кто ж оборонит наших жён, кто озаботится о них?

– И то верно, батя.

Они переехали через Волхов по недавно отремонтированному мосту, который пах сосной и расположились на ночлег в прибрежной рощице. Распрягли лошадь, пустили поблизости пастись, связав её передние ноги. Ждан спустился к реке с котелком зачерпнуть воды и, надеясь наловить раков. Он стал молиться духу реки и просить от неё дара – раков. Собимысл собирал хворост для костра, чтобы сварить полбенную кашу.

Птицы пели редко, они уже вырастили своё потомство, которое должно учиться жить самостоятельно. С этим, видимо, не согласен воронёнок. Он истошно каркал и плёлся за своей мамашей, которая, не обращая внимания на него, важно шагала, что-то выискивая в траве. Воронёнок оглушительно выпрашивал у неё еду, растопырив крылья и беспомощно ими трепыхая. Родительнице надоело притворство повзрослевшего, но ленивого отрока, она взмыла ввысь и затерялась меж берёзовых и ясеневых ветвей. А воронёнок последовал вдогонку.