Варвара Царенко - Иномерово колесо

– Кто бы то ни был, – медленно проговорил Лучезар, – есть у меня на него управа.

– Я люблю тебя за твой пыл и отвагу, брат, но то моя забота, – вздохнул обреченно Гнежко. – Не дам я тебе рисковать собственной жизнью только потому, что не уследил я за своей княгиней.

Лучезар вспыхнул:

– Я давно не малый ребенок, Гнежко. Я сам могу решать, когда мне рисковать головой, а когда нет. И ради брата и моего князя я готов хоть в Аркадак и обратно.

Гнежко с нежностью посмотрел на Лучезара. Тот не был давно несмышленым юнцом, но никак не отучить старшего следить и оберегать. Как наказала перед смертью мать, так Гнежко и держит слово: защищать и не давать в обиду. И только сейчас князь вдруг понял, что Лучезар уже вырос и возмужал: и не борода, не воинские подвиги, не жена тому доказательство, а крепкое слово. Теперь не один Гнежко в ответе за младшего брата, но и тот в ответе за счастье старшего, за счастье своего князя.

– И что же это за управа?

– А ты позабыл про мой меч? Он не только головы сечь способен, но и дивовищ усмирять.

Гнежко сдвинул брови и еле удержался, чтоб не цокнуть языком:

– Лучезар, меч твой чудесен, но зря ты веришь в эти сказки. Дивовищи – та же кровь и плоть. Любой меч отрубит дивовищу голову, но не каждый мечник это сдюжит.

– А вот посмотришь, – подмигнул Лучезар. – Я с тобою отправлюсь сторожить княгиню этой ночью. Уж если наши мечи против дивовищ – одно и то же, то два меча все равно лучше, чем один.

Гнежко нечего было на это сказать. Запретить Лучезару выполнять свой долг было бы блажью, а потому князь обреченно кивнул. И принялись они ждать заката солнца.

Велена только лишь устало посмотрела на мужа, когда он рассказал ей, что будет ждать за притворенной дверью: «Ничего не бойся! Клянусь тебе Еромой-матушкой* , ни одно дивовище не обидит тебя этой ночью».

Кмети стояли по всем переходам. Девиц и детей заперли в клетях. А князь и Лучезар затаились у самых дверей, за которыми Велена ждала ночного гостя. Уже взошла луна и осветила двор, собаки устали брехать и спали вповалку. Только где-то по поверхности воды в колодце плавал деревянный черпак.

Гнежко уже отчаялся. Неужели не явится злыдень на эту ночь? Неужели не поймать и не наказать его? Но вот Лучезар приложил палец к губам. Они прислушались. За дверью скрипнули половицы.

– Постой, – осадил рванувшегося было Гнежко Лучезар. – Не торопись, иначе упустим…

Как невыносимо долго тянулись мгновения! Гнежко держал руку на рукояти меча, ладонь вспотела, а Лучезар все еще придерживал брата за плечо… Послышался глухой стук и – вскрик Велены.

Не помня себя, Гнежко со всей силы толкнул плечом дверь. Лучезар выхватил меч. В полутьме комнаты, освещенной лунным светом, на мехах лежала бледная Велена, а над ней – человек. И вот диво: похож был он на князя, что слеза на каплю дождя.

– Попалась, тварь! – Вскричал Лучезар и хотел было бросится вперед, как вдруг…

Человек распахнул рот… И лицо Гнежко, подставного Гнежко, стало рваться, будто кусок слишком тонкой ткани. Замер Лучезар, в отвращении глядя на чудовище, а то вдруг стало помогать себе руками, отрывая куски шкуры и волос, и вот уже вместо лица – дыра, а из дыры в мгновение ока вверх, к самому потолку вылетел…

– Убереги нас Благо, – выдохнул Гнежко. Тело двойника упало на пол и тут же истаяло, будто снежный сугроб. А вместо него почти всю комнату заполнил… змиулан *. Морда его походила на морду гадюки, но была намного крупнее лошадиной, а тело… в три кольца оно свернулось, чтобы поместиться в покоях. Змиулан захохотал, распахнул кожаные крылья – и затрещали стены, закачался пол под ногами князя. Зашипел гад и засвистел, да так громко, что потолок задрожал:

– Ну здравс-с-ствуй, князь! Я тебе с вес-с-сточкой от хозяина.

Крикнул тут Лучезар брату Гнежко:

– Уводи княгиню!

А сам, не раздумывая, бросился вперед, будто не видя гигантских клыков, будто не было огромной крепкой чешуи и будто бы не говорила тварь человеческим голосом.

Гнежко опомнился и стремглав метнулся к Велене, а та сразу оплела его своими руками и заплакала. Князь подхватил легкую ношу и обернулся.

Лучезар трижды успел нанести удар, но все три раза отбивал змиулан меч, словно тот был деревянным, а не стальным. Раз – отбил когтями, два – отбил хвостом, три – отбил клыками. Гнежко выпрыгнул прочь из комнаты и закричал, чтобы скорее мчалась на помощь дружина и все, кто держит оружие.

А Лучезар уже перешел в оборону – оглушительно зашипел змиулан, шевеля мясистым языком, а потом трижды коротко выпадал вперед, пытаясь перекусить человека. Лучезар оказался прижат к стене, и тут бы ему закричать о помощи, но вспомнил он собственные слова, вспомнил, ради кого здесь находится, и что есть силы стал напирать. Удар за ударом, но все мимо – был змиулан быстр и ловок. Понял тогда Лучезар, что хитростью нужно брать, а не силой. Ударил раз, еще раз, и вдруг указал в окно:

– То не твой хозяин ли летит?

Змиулан поворотил морду в окно, и Лучезар со всей силы рубанул мечом по брюху гада. Засверкал тогда меч, заискрился, будто из солнца выкован – и осталась на брюхе змиулана глубокая дыра. Хлынула из раны кровь и попала на лицо Лучезару, отскочил он в сторону – и вовремя. Змиулан взвыл и забился, огромные крылья хлопали по стенам и потолку, сбивали со стола лучину и рукоделие княгини, черная кровь хлестала из раны, и все ж гибкое чешуйчатое тело пару раз так ударило Лучезара, что он упал.

– Поздно! Поздно! – шипел и корчился от боли змиулан. – Кривдой все сделано! Сделано!

Гнежко и дружина ввалились в покои, змиулан зашипел еще громче, плюясь черной пеной, и всей оставшейся силой выбросил себя в распахнутое окно.

Взвыли собаки, послышался треск, но только Гнежко подскочил к окну – как мимо пронеслось черное, залитое кровью тело, взметнулся ветер от могучих крыльев, и змиулан стал набирать высоту.

– Поздно! Поздно! Сделано дело! – шипел он, окрапляя кровью двор, перекрикивая взбесившихся собак. – Поминай меня, Гнежко! Кривда выполнил договор!

Слова эти были слышны, пока змиулан не поднялся на такую высоту, что различить его стало в ночном воздухе почти невозможно. Гнежко опустил глаза: разбитый проем окна был окрашен черной кровью, но ни капли не попало на князя.

– Где мой брат? – обернулся князь к дружине. – Где Лучезар?

Тело Лучезара лежало там, где он упал – у дальней стены. Гнежко опустился к нему и с содроганием взглянул в лицо, залитое черной кровью. Да то не кровь была, а яд – прекрасное, вечно светлое лицо Лучезара было словно кора, изъеденная мелкими жуками. Всегда распахнутые глаза ввалились, вечно улыбающиеся губы иссохли, а шея, на которой носил он амулет покойной матери, будто старая гнилая ветка, превратилась в труху. Выполнил Лучезар обещание, избавил брата от страшной напасти, но заплатил за это собственной жизнью. Меч Лучезара, чье солнечное сияние никто так и не увидел, валялся в стороне и не отличался теперь от любого другого.