Эльдар Ахадов - Бытие. Книга третья

Стаканы из-под выпитого за завтраком чая очень даже пригодились. Когда количество совместно истреблённого спиртного пересекло некую воображаемую черту, а традиционные «Черный ворон» и «В суровых степях Забайкалья…» были уже спеты, Брайн, спохватившись, внезапно посерьёзнел лицом и начал объяснять всем, что он не просто англичанин, и даже не совсем англичанин, и не англичанин даже вовсе, а свободолюбивый уэльсец – потомок кельтов, коренных жителей Британских островов, и в подтверждение своих слов гордо затянул на шипяще-булькающем уэльсском языке заунывную боевую песнь времен покорения Британских островов англосаксами. Всё это забавно смотрелось на фоне мелькающих за окном бурных сибирских речек, зелени лесов и сверкающих снегом горных вершин…

Заснули Брайн и Том с блаженными улыбками на устах…

Кто знает, быть может, в эти мгновения им снилось загадочное сибирское счастье, которое к вечеру следующего дня зашумело, захлопало ветром в огромных оранжевых парусах яхты «Медуза»…

Яхта пересекала Байкал. Рулевым стоял вахту Фил… Папаша Брайн и капитан корабля Александр копошились со снастями на носу судна. Только нескончаемый плеск волн да шелест парусов нарушал величавую тишину священного озера… Среди громоподобных гор объятых ширью небосводной – шумит, колышется простор неугомонный, многоводный. Над ним струятся облака, и расстилаются туманы, и в далеко из далека кочуют птичьи караваны… Песков поющих господин, штормов шалеющих радетель – Он всюду властвует один, хватаясь брызгами за ветер и увлекая глубиной непостижимой и лукавой, вдруг истекает тишиной волны раскатисто-шершавой…

Наутро, проснувшись с головной болью, Брайн впал в хандру и, конечно, опять припомнил железнодорожные приключения предыдущего октябрьского вояжа на Байкал, когда он во время остановки на станции Лена увлекся поисками коньяка, совершенно упустив из виду то, что находится в России, где время остановок, указанное в расписании, не всегда совпадает с реальным. Ну, и догулялся до того, что поезд внезапно ушел. На дворе – промозглая полночь с бешеным ветром и хлопьями снега. Привокзальный таксист, к которому он обратился на англорусской смеси языков, несмотря ни на что быстро сообразил, что от него хотят, и энергично замотал головой: «Да, вы что? Я не псих, чтобы в такую погоду гоняться за поездами!» На Брайне лица не было. «Я пропал! Всё пропало! Весь мир пропал!» – читалось в широко раскрытых глазах бедного пилигрима. Водитель, сжалившись над ним, на мгновение выглянул из окошка машины: «Вон там один псих таксует. Он поедет. Ему всё равно!» Псих, которому всё равно, рванул с места с такой скоростью, с какой вряд ли ездят гонщики по трассе Париж-Дакар…

Машинист поезда сообщил по линии, что за составом гонятся, сигналя фарами, какие-то сумасшедшие «Жигули» первой модели. И, – о, счастье, поезд начал тормозить. Всё обошлось, не считая того, что проводница, впустившая бедолагу (это, естественно, был не его вагон, а первый попавшийся), тут же начала требовать с него, явившегося из морозной темноты в домашних тапочках с перекошенным от ужаса лицом, предъявления проездных документов, которые вообще-то лежали в этом же поезде в купе другого вагона…

Несмотря ни на что, та первая поездка оставила в душе уэльсского моряка (Брайн в молодости служил во флоте) столь яркие и глубокие впечатления, что, прожужжав за зиму и весну сыну все уши об экзотической Сибири и батюшке Байкале, следующим летом он прилетел в Москву вместе со своим наследником.

Прибыли они в Россию разумеется бизнес-классом, как VIP-персоны. В Домодедово Брайн имел неосторожность задать невинный вопрос: «Эскьюз ми, где находится зал для VIP-персон?» В ответ фурия в униформе работницы аэровокзала, праздно сидевшая за стойкой администратора, произнесла небольшой спич на родном русском языке, смысл которого в переводе на явно неродной но литературный заключался в следующем: «Многоуважаемые пассажиры! К сожалению, я не могу ответить на ваш вопрос, поскольку занята решением иных более неотложных задач. Загруженность аэропорта пассажирами столь велика, а интенсивность моего труда так высока, что я, к глубокому сожалению, практически не имею возможности помочь вам». В принципе, она действительно сказала именно это, только гораздо короче и в другой форме…

Корабль доставил своих пассажиров к заповедному берегу. «Хакусы» – так называется это место на берегу Байкала у подножья Баргузинского хребта. Вызволяя ноги из вязкого и мягкого нагретого солнцем песка, они двинулись по лесной тропе, ведущей вверх по звонко пахнущему смолистой сосной склону горы. На возвышении метрах в 500 от берега находились деревянные санаторные дома, в одном из которых был бассейн с проточной минеральной водой…

Брайн и Фил бодро сняли одежду в раздевалке и открыли дверь в бассейн. Оттуда их тут же обдало таким густым теплом паром, что они тут же эту дверь и захлопнули, отпрянув назад. Минут 15 англичане топтались в нерешительности. В это время другие люди спокойно заходили туда и выходили оттуда, вызывая тем самым явное смущение отца и сына, поскольку температура минеральной воды, как им кто-то объяснил, была около 47 градусов. Когда в очередной раз наружу бодро выскочили два чеха, оживленно болтая между собой, папа Томлинсон не выдержал и решительно распахнул дверь. Щупанье воды руками и ногами, засовывание и немедленное высовывание обратно конечностей заняло ещё 20 минут. В конце концов, они всё-таки окунули свои тела в целебную влагу минерального источника. И не пожалели об этом. Позже, в поезде, увозящем их из Северобайкальска, Брайн и Фил оживлённо жестикулируя, долго делились впечатлениями с улыбчивыми проводницами о том, какое же это замечательное место – «Хакусы».

После «Хакус» в Нижнеангарске их пригласил к себе в гости местный житель Володя: «Приходите в баньке попариться на дорожку». Они пришли, конечно. Фил, прежде в русской баньке не бывал и полагал, что это нечто подобное финской сауне. Брайн на этот счёт уже имел своё мнение, поскольку ходил в баньку и в первый свой приезд, а потому парилку посещать на этот раз не стал, но и сына ни о чем не предупредил, хитровато поглядывая на двадцатилетнего дылду-отпрыска.

Парень впал в состояние ступора уже через секунду после того, как дверь парилки закрылась за его худющей спиной,. Из-за охватившего все его чресла жара он почти не дышал и совсем не шевелился: просто стоял, как вкопанный, и всё. Не шелохнулся и тогда, когда его начали нежно обмахивать и шлепать пахучим берёзовым веничком: только изо рта тонкими тягучими струйками стали свисать слюньки. В этот торжественный момент Фил являл собой прямое зримое толкование старинного русского слова «ошеломлённый», а его взгляд, безусловно, соответствовал термину «чумовой» или «очумелый». После бани было чудесное чаепитие на свежем воздухе, чай заваренный на волшебной ароматной байкальской травке «сархан-даля» привел Томлинсонов в полный восторг! По дороге в коттедж, где они остановились перед отъездом, оба вдруг надолго исчезли: огромная луна, повисшая над заснеженными горами и осветившая собой гигантское озеро-море привлекла их внимание. Получились ли те фотоснимки, которые они делали с таким упорством, облазив в темноте все окрестные горки в поисках наиболее эффектного кадра? Это уже неважно. Важно то состояние духа, которое они пережили и наверняка запомнили надолго…