Лев Усыскин - Необычайные похождения с белым котом

Он осторожно дотронулся до стеклянной стенки сосуда, Гретхен последовала его примеру, убедившись, что сосуд сам собою нагрелся так, словно бы стоял какое-то время назад на небольшом огне.

«Оставаясь внутри купоросного масла, сера все же делится с нами своим теплом… – Мастер Альбрехт поднялся со своего места, пересек комнату, взял там что-то с одной из полок, после чего вернулся, – Это рыбий пузырь, протравленный квасцами, а также другими субстанциями, придающими ему упругость и вместе с тем прочность. Сейчас я сделаю из него пробку».

Он смял пузырь в гармошку двумя пальцами, затем насадил его на стеклянное горлышко и тщательно примотал шелковой ниткой. Полюбовавшись на результаты своего труда, повернулся к Гретхен и вдруг впервые за последние часы улыбнулся:

«Теперь можешь идти по своим делам, девочка. Едва ли мне понадобится твоя помощь, да и ничего интересного в ближайший час не случится, Господь свидетель. Какое-то время пузырю потребуется, чтобы собрать отдаваемый маслом воздух. Я же попытаюсь поймать его в свои руки так, как охотник ловит куропатку или иную лесную дичь…»

Повинуясь, Гретхен отправилась готовить еду. Когда же час спустя она вновь заглянула в лабораториум, смятый в гармошку рыбий пузырь отчасти расправился. Еще какое-то время спустя – часа через три или четыре – он поднялся над горлышком сосуда наподобие большого гриба или странной шапки.

«Вот видишь: легкий воздух, отдаваемый купоросным маслом, весь без остатка теперь угодил в мою ловушку и вынужден полагаться на мою волю… Смотри же, как я поступлю с ним!»

Сказав это, Мастер Альбрехт осторожно снял пузырь с горлышка стеклянного сосуда, жидкость в котором, кстати сказать, к этому времени из бесцветной стала зеленовато-желтой, и еще более тщательно и осторожно завязал его снизу, многократно обмотав ниткой.

«Смотри же!» – он вдруг выпустил пузырь из рук, и следившая внимательно за действиями старика Гретхен поневоле ахнула: предоставленная самой себе эта странная воздушная колбаса вместо того, чтобы осесть на пол комнаты, вдруг взвилась к потолку и, похоже, к нему прилипла, оставив в руке Мастера Альбрехта лишь конец шелковой нити.

«Он хочет уйти, но я не дам ему сделать это!» – старик потянул за нить пальцами, и колбаса послушно опустилась в его руки. Ослабил нить – и она опять взвилась к потолку.

«Этот воздух подобен лошади: кто сумеет объездить ее, сможет пользоваться ею для своих нужд».

Он поискал взглядом вокруг себя, затем схватил первое, за что зацепился глазами, – легкую деревянную спицу длиной в четверть локтя – и, привязав ее к волшебной колбасе, легким щелчком отправил на противоположный конец комнаты.

«Так можно перемещать и весьма тяжелые вещи, причем в отсутствие проезжих дорог – важно только не упустить отданный купоросным маслом воздух, – в противном случае он взлетит до небес, унеся груз с собою. Впрочем, также важно, чтобы этого воздуха было собрано достаточно, дабы поднять груз нужной тяжести, – ведь нелепо же запрягать жеребенка в карету знатного сеньора, предназначенную для шестерки лошадей, поставленных цугом!»

Сказав это, старик вдруг вынул иголку и, притянув к себе спеленатый рыбьим пузырем волшебный воздух, быстрым уколом предоставил ему свободу. Гретхен слышала, как с легким шипением покинул он свою темницу, после чего пузырь, обессиленный и сморщившийся, плавно осел на пол.

«Этим способом заводят в конюшню воздушную лошадь, – голос Мастера Альбрехта преисполнился насмешливой назидательности, – Впрочем, необходимость спешить в достижении главной цели вынуждает меня оставить до лучших времен эту во всех отношениях интересную и плодотворную деятельность. Я мог бы подарить жителям города переправы без моста и сообщение без курьеров – но я готов оставить эту честь другим, сосредоточившись на главном, ибо здесь заменить меня не в силах никто, – по меньшей мере, с того давнего дня, когда брат Педро Сарагосский покинул нас ради лучшего из миров…»

В другой раз, войдя в лабораториум, Гретхен тут же отпрянула в замешательстве: везде стоял мерзкий и сильный запах, какой бывает только в отхожем месте, да и то – в отхожем месте, что называется, не из опрятных! Смущаясь задать вопрос, девочка уж было хотела под каким-нибудь предлогом улизнуть прочь, однако Мастер Альбрехт, словно бы почувствовав это, жестом руки приказал ей подойти ближе:

«Ну, не стой же на пороге, дитя деревенского невежества… что ты там задумалась, а?.. – Он не удержался от смеха, – Да, да, ты не ошиблась, конечно же – этот запах источает именно та субстанция, о которой ты, должно быть, думаешь сейчас и которая, собственно, обязана его источать… Мы называем ее уриной, и ее производит человек так же, как виноград производит вино. И так же, как в вине мы можем почувствовать качество винограда – его добрые и скверные стороны, – человеческая урина содержит доброе и скверное от человека, ибо человек по природе своей имеет в себе доброе и скверное. Моя же цель, конечно же, извлечь доброе – и, право, я в этом уже до некоторой степени преуспел!..»

Сказав это, он подвел Гретхен к своему столу, на котором стоял каплеобразный стеклянный сосуд с длинным, сужающимся к концу носиком.

«Смотри же – здесь, за этим стеклом, то, что я извлек из урины, чередуя фазы Козерога, Рака, Скорпиона и, в конечном счете, Весов».

Он прислонил ладонь к боковой стенке сосуда, и девочка, успевшая перед тем лишь заметить на его дне небольшое количество темной, похожей на масло жидкости, увидела теперь неяркие, бело-голубые светящиеся точки, словно бы плавающие на ее поверхности.

«Видишь этот свет? Сие – несомненный признак философского эликсира, его присутствия в человеческой урине. Что ж – брат Педро указывал и на это в своей книге. Однако он же и предостерегал от увлечения этой дорогой, ибо, идя по ней, достигнешь немногого: не хватит и урины, взятой от всех жителей этого города за неделю, чтобы добыть весомое количество того, что нам нужно».

Подняв светящийся сосуд и полюбовавшись его содержимым, Мастер Альбрехт отставил его в сторону:

«Что ж: оно и понятно! Урина покидает человека насовсем, и потому не может содержать весомую часть его доброго начала. Что-то ведь должно и остаться, не правда ли?» – и сказав это, он хрипло, по-старчески засмеялся.

Или вот еще один опыт Мастера Альбрехта – девочку поначалу даже напугавший немного. А было так: в один из дней подручные мясника, сгибаясь под тяжестью ноши, приволокли в дом три больших бурдюка и, получив от хозяина условленные, как видно, заранее деньги, удалились восвояси, не произнеся ни слова. Бурдюки занесли прямо в лабораториум, выпачкав своими грязными башмаками полы и лестницу. Убрав за бесцеремонными пришельцами, Гретхен поднялась затем к хозяину – и, увидав его, едва не закричала от ужаса: одежда, руки, даже лицо Мастера Альбрехта – все было выпачкано в самой настоящей крови!