Лев Усыскин - Необычайные похождения с белым котом

Гретхен опустилась на траву, отломила кусок хлеба и с жадностью съела. Отломила другой, потом третий – дневной голод быстро прошел, волшебным образом забрав с собой и давешнюю печаль: насытившись, девочка улеглась на траву навзничь и, обхватив ладонями затылок, принялась мечтать, рассматривая редкие курчавые облака, плывущие по небу. «Милое облачко, белое и легкое, быстрое и свободное, – беги, беги и меня возьми – дай сил мне дойти до города и дай мне счастье найти в городе людей добрых – тех, кто станут мне отцом, матерью и братьями моими новыми, и товарищами дорогими».

Незаметно Гретхен стало клонить в сон. Некоторое время она еще пыталась сопротивляться подступающей дреме, однако та, как нередко случается, оказалась сильнее, и девочка вскоре заснула, лишь успев напоследок вспомнить про Тимофея. «Где-то он сейчас шляется… ну да не уйдет далеко, в самом деле…»

Разбудил ее какой-то несусветный грохот и лай. Казалось, орава какого-то народу набежала вдруг и принялась ругаться во весь голос. Едва продрав глаза, Гретхен в испуге вскочила на ноги и отшатнулась: две огромные грязные собаки – серая с проплешинами и рыжая с порванным ухом – рыча выскочили из кустов и, как ей сперва показалось, бросились прямо на нее. Испугавшись, Гретхен попятилась прочь и уже хотела было закричать, как вдруг чьи-то цепкие когти пробежали по ее спине. В следующее мгновение она поняла, что это Тимофей, – не имея другого способа спастись от собак на открытой местности, кот вскарабкался по ней, словно по дереву, и теперь стоял всеми четырьмя лапами на ее правом плече, выгнувшись дугой и шипя.

Собаки надрывались у ног Гретхен, не решаясь все же напасть, – это были трусливые собаки, выгнанные из города своими собратьями за подлый характер. Они рычали и лаяли, страшно сверкали налитыми кровью глазами, но в душе боялись схватки сами и готовы были при первом же отпоре отступить. «Идите прочь, гадкие! – закричала на них Гретхен, – Не смейте на меня лаять!» Она слегка наклонилась, словно бы собираясь поднять с земли камень, – Тимофей при этом чуть не потерял равновесие: дрожа всем телом, он сперва сполз на спину Гретхен, затем, когда девочка снова выпрямилась, вернулся на свое прежнее место, изо всех сил цепляясь когтями за ее платье. Сказать по правде, было очень больно, но опасность помогла Гретхен пересилить боль. «Идите прочь, кому говорю!» – она шагнула навстречу собакам, те не выдержали и, огрызаясь, попятились – сперва рыжая, потом серая. Гретхен сделала еще один шаг вперед, затем еще – собаки попятились было вновь, но тут вдруг рыжая не выдержала, взвизгнула, и, развернувшись, побежала восвояси. А следом за ней, опустив голову и поджав хвост, поплелась и серая с проплешинами – видать, оставаться один на один с противником было не в ее правилах.

Убедившись, что собаки ушли уже далеко и возвращаться явно не собираются, Гретхен спустила кота на траву и сама села рядом – все-таки следовало унять волнение перед тем, как двигаться дальше. «Какие они страшные, эти собаки! Страшные и гадкие!» Она допила воду из фляги, медленно, одну за другой вытряхнула на траву зачем-то две последние капли, после чего поднялась на ноги. Все же надо было поторапливаться, чтобы добраться до города засветло, – вопреки полной неизвестности, окутавшей ее будущее, Гретхен почему-то была уверена, что в этом случае сразу же сможет обзавестись ночлегом и ужином.

После отдыха корзина, несмотря на изрядно уменьшившееся количество еды, неожиданно показалась девочке словно бы потяжелевшей – она приподняла ее руками и тут же поставила на землю вновь: «Как я только дотащу все это – а ведь еще и кота сюда придется прибавить!.. – произнесла она с отчаянием, – Так можно и не поспеть до вечера…» Гретхен вздохнула жалобно и в этот момент услыхала, как кто-то произнес совсем рядом странным, растягивающим гласные звуки голосом:

«Ну, поло-ожим, кота-то можно и не держать в корзине, да-а… вполне спосо-обен своими четырьмя ла-апами топать, вполне, ей-ей… так-то ему лу-учше даже…»

Гретхен вздрогнула и оглянулась – но вокруг по-прежнему не было ни души. Лишь Тимофей сидел в двух шагах за ее спиной, обернув белый хвост полукругом вокруг лап и по-лошадиному поводя ушами.

«Кто здесь? – пробормотала девочка в изумлении, – Кто это говорил сейчас?..»

Никто не ответил. Тимофей внимательно смотрел на нее зелеными миндалинами своих глаз.

«Ты что ли, кот?»

Кот чуть вытянул вперед лапы, потянулся слегка, затем вернулся в прежнюю позу: «Ну, да-а, я… кто же еще, как не я… и чего ты так смотришь, что тут такого?.. первый раз встретила, что ли?.. давай-ка лучше – собирайся побыстрее… нам еще идти черт-те сколько…»

При всей необычности происходящего, ворчливые интонации кота показались Гретхен настолько естественными для его всегдашнего характера и знакомыми, что, забыв изумление, девочка нечаянно улыбнулась:

«Так ты умеешь говорить, оказывается!?»

«Ну, да-а, умею… что в этом тако-о-ого… поди, не велика мудрость!»

Кот поднял правую лапу, чтобы почесать ухо, но на полдороге, по-видимому, передумал и так и остался сидеть с приподнятой лапой и разведенными в стороны коготками.

«И раньше умел, да?»

«Конечно. И раньше умел. – Тимофей самодовольно поднял голову, – Что ж я – с твоим семейством шумным да болтливым столько лет в одном, считай, доме – и по-вашему лепетать не выучусь? Вот ты посиди на мельнице хотя б один августовский день с утра до ночи – послушай, как крестьяне с твоими братьями рядятся! Тут уж и стропилам деревянным впору говорить научиться… тем более мне, отпрыску, как ни кинь, древнего и уважаемого во всей округе кошачьего рода!.. Мой дед, если хочешь знать, – это именно тот знаменитый кот, что избавил от крыс подвалы вашей церкви Святого Духа!.. А другой мой предок, весьма, впрочем, далекий, сопровождал сеньора нашей деревни в крестовом походе и даже побывал на Кипре… Говорят, с тех пор большинство кошек там рыжие с белыми пятнами на лапах – той же масти, что и этот мой предок… Да я… – кот наконец вернул свою правую лапу на место, – я, если хочешь знать… я и по-лошадиному даже… понимаю… немного… и по-коровьи вполне!..» («И по-собачьи» – сходу решил уже было соврать Тимофей, но все же вовремя остановился, вспомнив, должно быть, недавнюю неприятную встречу во всей ее красе).

«Но почему же ты… молчал до сих пор? Я ведь ни разу не…»

«… Не слышала от меня человеческой речи – это ты хочешь сказать, не так ли?»

«Да, но…»

«Вот тебе и но: чего говорить словами, суди сама, коли я всякий раз твой ответ наперед знаю…»

Гретхен вновь улыбнулась – ворчание кота показалось ей очень милым и, по большому счету, добродушным: