Array Сборник - Былины. Исторические песни. Баллады

Со полуночи Никитичу не уснется,

Он белого свету дожидается.

По его-то щаски великия

Рано зазвонили ко заутреням.

Встает Добрыня ранешенько,

Подпоясал себе сабельку вострую,

Пошел Добрыня к заутрени;

Прошел он церкву соборную,

Зайдет ко Марине на широкий двор,

У высокого терема послушает.

А у молоды Марины вечеринка была,

А и собраны были душечки красны девицы,

Сидят и молоденьки молодушки,

Все были дочери отецкие,

Все тут были жены молодецкие.

Вшел он, Добрыня, во высок терем, -

Которые девицы приговаривают,

Она, молода Марина, отказывает и прибранивает.

Втапоры Добрыня ни во что положил,

И к ним бы Добрыня в терем не пошел.

А стала его Марина в окошко бранить,

Ему больно пенять.

Завидел Добрыня он Змея Горынчата,

Тут ему за беду стало,

За великую досаду показалося;

Сбежал на крылечка на красная.

А двери у терема железные,

Заперлася Марина Игнатьевна,

А и молоды Добрыня Никитич млад

Ухватит бревно он в охват толщины,

А ударил он во двери железные недоладом,

Из пяты он вышиб вон,

И сбежал он на сени косящаты.

Бросилась Марина Игнатьевна

Бранить Добрыню Никитича:

«Деревенщина ты, детина, засельщина!

Вчерась ты, Добрыня, на двор заходил,

Проломил мою оконницу стекольчатую,

Ты расшиб у меня зеркало стекольчатое».

А бросится Змеища Горынчища,

Чуть его, Добрыню, огнем не спалил,

А и чуть молодца хоботом не ушиб,

А и сам тут Змей почал бранити его,

Больно пеняти:

«Не хочу я звати Добрынею, Не хочу величать Никитичем,

Называю те детиною деревенщиною,

‹Деревенщиною› и засельщиною;

Почто ты, Добрыня, в окошко стрелял,

Проломил ты оконницу стекольчатую,

Расшиб зеркало стекольчатое?»

Ему тута-тко, Добрыне, за беду стало

И за великую досаду показалося;

Вынимал саблю вострую,

Воздымал выше буйны головы своей:

«А и хощешь ли тебе,

Змея, изрублю я В мелкие части пирожные,

Разбросаю далече по чистом полю?»

А и тут Змей Горынич, хвост поджав,

Да и вон побежал;

Взяла его страсть, так зачал…,

Околышки метал, по три пуда…

Бегучи, он, Змей, заклинается:

«Не дай Бог бывать ко Марине в дом,

Есть у нее не один я друг,

Есть лутче меня и повежливее».

А молода Марина Игнатьевна

Она высунулась по пояс в окно,

В одной рубашке без пояса;

А сама она Змея уговаривает:

«Воротись, мил надежа, воротись, друг!

Хошь, я Добрыню обверну клячею водовозною?

Станет-де Добрыня на меня и на тебя воду возить;

А еще хошь, я Добрыню обверну гнедым туром?»

Обвернула его, Добрыню, гнедым туром,

Пустила его далече во чисто поля,

А где-то ходят девять туров,

А девять туров, девять братеников,

Что Добрыня им будет десятый тур,

Всем атаман золотые рога.

Безвестна не стало богатыря,

Молода Добрыни Никитьевича,

Во стольном в городе во Киеве.

А много-де прошло поры, много времени,

А и не было Добрыни шесть месяцев, -

По-нашему-то, сибирскому, слывет полгода.

У великого князя вечеринка была,

А сидели на пиру честные вдовы,

И сидела тут Добрынина матушка,

Честна вдова Афимья Александровна,

А другая честна вдова, молода Анна Ивановна,

Что Добрынина матушка крестовая.

Промежу собою разговоры говорят,

Все были речи прохладные.

Ниоткуль взялась тут Марина Игнатьевна,

Водилася с дитятями княженецкими;

Она больно, Марина, упивалася,

Голова на плечах не держится,

Она больно, Марина, похваляется.

«Гой еси вы, княгини, боярыни!

Во стольном во городе во Киеве

А я нет меня хитрея, мудрея, -

А и я-де обвернула девять молодцов,

Сильных могучих богатырей, гнедыми турами;

А и ноне я-де опустила десятого,

Молодца Добрыню Никитьевича,

Он всем атаман золотые рога».

За то-то слово изымается

Добрынина матушка родимая,

Честна вдова Афимья Александровна,

Наливала она чару зелена вина,

Подносила любимой своей кумушке,

А сама она за чарою заплакала:

«Гой еси ты, любимая кумушка,

Молода Анна Ивановна!

А и выпей чару зелена вина,

Поминай ты любимого крестника,

А и молода Добрыню Никитьевича, -

Извела его Марина Игнатьевна,

А и ноне на пиру похваляется».

Проговорит Анна Ивановна:

«Я-де сама эти речи слышала,

А слышала речи ее похваленые».

A и молода Анна Ивановна

Выпила чару зелена вина,

А Марину она по щеке ударила,

Сшибла она с резвых ног,

А и топчет ее по белым грудям,

Сама она Марину больно бранит:

«А и сука ты,…, еретница…!

Я-де тебе хитрея и мудренея,

Сижу я на пиру, не хвастаю,

А и хошь ли, я тебя сукой обверну?

А станешь ты, сука, по городу ходить,

А станешь ты, Марина, много за собой псов водить».

А и женское дело прелестивое,

Прелестивое, перепадчивое.

Обвернулася Маринка касаточкой,

Полетела далече во чисто поле,

А где-то ходят девять туров, Девять братеников,

Добрыня-то ходит десятый тур;

А села она на Добрыню, на правый рог,

Сама она Добрыню уговаривает:

«Нагулялся ты, Добрыня, во чистом поле,

Тебе чисто поле наскучило

И зыбучие болота напрокучили,

А и хошь ли, Добрыня, женитися?

Возьмешь ли, Никитич, меня за себя?» —

«А право, возьму, ей-богу возьму!

А и дам те, Марина, поученьица,

Как мужья жен своих учат».

Тому она, Марина, не поверила,

Обвернула его добрым молодцем,

По-старому, по-прежнему,

Как бы сильным могучим богатырем,

Сама она обвернулася девицею;

Они в чистом поле женилися,

Круг ракитова куста венчалися.

Повел он ко городу ко Киеву,

А идет за ним Марина раскорякою.

Пришли они ко Марине на высок терем,

Говорил Добрынюшка Никитич млад:

«А и гой еси ты, моя молодая жена,

Молода Марина Игнатьевна!

У тебя в высоких хороших теремах

Нету Спасова образа,

Некому у тя помолитися,

Не за что стенам поклонитися.

А и чай моя вострая сабля заржавела?»

А и стал Добрыня жену свою учить, Он молоду Марину Игнатьевну,

Еретницу,…, безбожницу:

Он первое ученье – ей руку отсек,

Сам приговаривает:

«Эта мне рука не надобна,

Трепала она, рука, Змея Горынчища»;

А второе ученье – ноги ей отсек:

«А и эта-де нога мне не надобна,

Оплеталася со Змеем Горынчищем»;

А третье ученье – губы ей обрезал

И с носом прочь:

«А и эти-де мне губы не надобны,

Целовали они Змея Горынчища»;

Четвертое ученье – голову отсек

И с языком прочь:

«А и эта голова не надобна мне,

И этот язык не надобен,

Знал он дела еретические».

Как ехал он, Добрыня, целы суточки,

Как и выехал на дорожку на почтовую.

Как едет Добрынюшка-то почтовоей,