Сергей Гусев - Эпитафия

Часто слышал, как люди говорят, что «жизнь дана». При этом говорящий забывает, как много при этом было отнято как у него самого, так и у его собеседника.

Жизнь не знает причин, поэтому ограничивается оправданиями.

Подавляющее большинство причин жить, которые обычно приводятся в пример, являются лучшими причинами эту жизнь покинуть.

Ошибка формулировки «memento mori» в том, что нужно не помнить о смерти, а не забывать о ней.

Разочарование отрезвляет таким образом, что опьянения начинаешь искать с двойным усилием.

Бога может извинить только безумие.

Беспочвенная тревога, внезапно охватывающая всё тело – единственное чувство, не нуждающееся в объяснении.

Есть множество способов доказать, что жизнь того стоит, и все придуманы садистами.

Страдания мира всегда перевешивают удовольствия, как наши пороки всегда перевешивают наши добродетели. Что делать с этим? Жить, тем более что у нас так хорошо получается.

Дереализация, ангедония, меланхолия – все эти слова составили бы отличные женские имена.

Он сказал, что самоубийство – не настоящая смерть, потому что это смерть, созданная самой жизнью, тогда как смерть должна демонстрировать свою власть, пожиная эту самую жизнь. Пожалуй, это самый оригинальный аргумент против самоубийства, который мне доводилось встречать.

Любовь членов семьи друг к другу в конце концов оказывается лишь привычкой, подпитываемой взаимным страхом одиночества.

Дереализация демонстрирует ценность ощущения реальности, бессонница – ценность сна, одиночество – ценность общения, но смерть способна лишь разочаровать в любой ценности.

«Невозможно прочитать и строку Клейста, не вспоминая, что он покончил с собой». Таким же образом невозможно прочитать афоризм Чорана, не вспоминая, что он этого не сделал.

С каких пор слово «бесчеловечность» стало иметь негативный окрас?

Музыка – это запах трансцендентного.

Кому-то не удаётся представить себя мёртвым, мне не удаётся представить себя живым.

Умение признавать свои ошибки и смеяться над собой ставит человека по крайне мере выше Творца.

Каждый человек, посчитав все прощания и приветствия, поймёт, что слышал как минимум на одно прощание больше.

Моя цель – поиск самой глубокой бездны.

Очень эгоистично с нашей стороны рассчитывать, что на других планетах есть жизнь, как и им рассчитывать, что жизнь есть на Земле.

Исторический опыт – лучшая демонстрация человеческой природы. Каждое поколение вносит свой вклад в упрямство.

Нигилист – тот, кто в пучине небытия разглядел родину.

В античность истина была связана с добродетелью, теперь – с безумием.

Признак утраты смысла – все вопросы становятся риторическими.

Ценить только мысли, способные повлиять на физическое состояние: от эйфории до тошноты, от экстаза до бессонницы, от восторга до ужаса.

Усталость, независимая от организма, духовное изнеможение, кострище вместо души.

Первые слова любого человека должны быть: «Я за себя не отвечаю».

В трудовых лагерях одним из издевательств было заставлять заключённых заниматься заведомо бессмысленным трудом. Не думал, что пытка может быть метафизическим утверждением.

Банальные мысли в книгах напоминают о человечности автора. Читатель и автор имели равные шансы написать произведение, просто кому-то из них не повезло ещё и оказаться талантливым.

Я уже выбрал слова для описания своего мировоззрения, но никак не наберусь сил расставить знаки пунктуации.

Сдержанность в литературе имеет то же преимущество перед эпатажем, какое имеет честная женщина перед проституткой. Тысяча кричащих восклицательных знаков не сможет задеть также сильно, как молчаливая и единственная точка.

Мы выбираем только между провалом и иллюзией.

Я бы никогда не заинтересовался философией, если бы наука могла ответить на вопрос «зачем?».

Каждое дыхание, каждое сердцебиение, каждый шаг – это утверждение жизни. Единственный способ опровергнуть все свои утверждения – покончить с собой.

Розанов пишет, что книгопечатание сделало любовь невозможной. Интернет сделал невозможной жизнь.

Одного женского взгляда достаточно, чтобы я влюбился. Одного произнесённого слова достаточно, чтобы я разочаровался.

Бессмысленность недостаточно просто понять, её необходимо почувствовать. Займитесь каким-нибудь скучным и бесполезным делом, и вы получите лучшую метафору жизни.

Не объяснять злобой то, что можно объяснить глупостью. Не объяснять любовью то, что можно объяснить страхом.

Жить невозможно, но всё-таки недостаточно невозможно.

Мама родила меня только на десятом месяце беременности с помощью препаратов, которые применяются в случаях задержки. Прирождённый домосед. Будто ещё в утробе я знал, что ждёт меня по ту её сторону.

«Жизнь даже не бессмысленна». Потому что говорить, что жизнь бессмысленна, значит уже говорить о ней больше, чем она того заслуживает.

У России с Богом всегда были особые отношения. Если бы я был иностранцем, наверняка бы думал: «Эти русские знают что-то о Боге, чего не знает никто другой. Должно быть, оттого они так редко улыбаются».

Первостепенная задача писателя – быть неизвестным. Это единственный способ сохранить писательское достоинство.

Чувство богооставленности сравнимо с бессонницей – чем больше к этому привыкаешь, тем хуже становится от понимания, что к этому привык.

Лейбниц утверждал, что у славянских народов не может быть серьёзной философии из-за отсутствия связки «быть», как в других европейских языках. Он не подозревал, что эти народы смогут этим воспользоваться и родить религиозную философию совершенно иного порядка.

Очень противоречиво неверующему черпать вдохновение в образе Христа. Но где, если не в нём?

Тишину легко принять, молчание – невозможно.

По страницам общемировой истории можно отследить настроение Бога. Похоже, что Он в депрессии.

Хорошая, но мёртвая литература похожа на труп прекрасной девушки: ею ещё можно любоваться, но её уже нельзя полюбить.

Как можно понять вымышленность самой концепции времени и продолжить пользоваться часами?

Величайшая сила моего характера: никто не заденет меня так, как я задену сам себя.

Андрееву удалось перенести взгляд Елеазара на свои фотографии. Репину удалось изобразить его удивительно безмятежным. Художник жалеет людей, писатель – никогда.

В полной уверенности, что «Логико-философский трактат» станет последней книгой по философии вообще, Витгенштейн бросил философию и стал заниматься другими вещами. Уверенность, достойная управлять империями.