Константин Леонтьев - Пушкин. Жизнь в цитатах: Лечебно-профилактическое издание

СОБЫТИЯ

Выход первого издания "Бахчисарайского фонтана" (1200 экземпляров). Гонорар 3000 рублей.

Планы бегства в Стамбул при содействии графини Воронцовой и княгини Вяземской.

Письмо к П.А. Вяземскому с упоминанием об атеизме вскрыто полицией. Пушкин отстранен от службы и отправлен на жительство в село Михайловское Псковской губернии под надзор родителей и местного начальства.

Крупная ссора с отцом в октябре и письмо к псковскому губернатору с просьбой о заключении в крепость "для спокойствия отца и своего собственного". Письмо не отправлено.

Планы бегства за границу через Дерпт (ныне – город Тарту в Эстонии).

Душа моя, меня тошнит с досады – на что ни взгляну, все такая гадость, такая подлость, такая глупость – долго ли этому быть?

……

Может быть, я пришлю ему отрывки из "Онегина"; это лучшее мое произведение.

… беру уроки чистого атеизма… Система не столь утешительная, как обыкновенно думают, но, к несчастию, более всего правдоподобная.

Семь лет я службою не занимался, не написал ни одной бумаги, не был в сношении ни с одним начальником. Эти семь лет, как вам известно, вовсе для меня потеряны…

Мне скажут, что я, получая 700 рублей, обязан служить… Правительству угодно вознаграждать некоторым образом мои утраты, я принимаю эти 700 рублей не так, как жалование чиновника, но как паек ссылочного невольника. Я готов от них отказаться, если не могу быть властен в моем времени и занятиях.

……

Еще одно слово: Вы, может быть, не знаете, что у меня аневризм. Вот уж 8 лет, как я ношу с собою смерть. Могу представить свидетельство которого угодно доктора. Ужели нельзя оставить меня в покое на остаток жизни, которая, верно, не продлится.

Свидетельствую вам глубокое почтение и сердечную преданность.

Всепресветлейший, державнейший, великий государь император Александр Павлович, самодержец всероссийский, государь всемилостивейший!

… по слабости здоровья, не имея возможности продолжать моего служения, всеподданнейше прошу, дабы высочайшим вашего императорского величества указом повелено было сие мое прошение принять и меня вышеименованного от службы уволить.

……

Сие прошение сочинял и писал коллежский секретарь Александр Сергеев сын Пушкин.

Я устал быть в зависимости от хорошего или дурного пищеварения того или другого начальника, мне наскучило, что в моем отечестве ко мне относятся с меньшим уважением, чем к любому юнцу англичанину, явившемуся щеголять среди нас своей тупостью и своей тарабарщиной.

Единственное, чего я жажду, это независимости (слово неважное, да сама вещь хороша); с помощью мужества и упорства я в конце концов добьюсь ее. Я уже поборол в себе отвращение к тому, чтобы писать стихи и продавать их, дабы существовать на это, – самый трудный шаг сделан. Если я еще пишу по вольной прихоти вдохновения, то, написав стихи, я уже смотрю на них только как на товар по столько-то за штуку. Не могу понять ужаса своих друзей (не очень-то знаю, кто они – эти мои друзья).

… тебе грустно по Байроне, а я так рад его смерти, как высокому предмету для поэзии. Гений Байрона бледнел с его молодостью…

… то, что я предвидел, сбылось. Пребывание среди семьи только усугубило мои огорчения, и без того достаточно жестокие. Меня попрекают моей ссылкой; считают себя вовлеченными в мое несчастье; утверждают, будто я проповедую атеизм сестре – небесному созданию – и брату – потешному юнцу, который восторгался моими стихами, но которому со мной явно скучно… вследствие этого все то время, что я не в постели, я провожу верхом в полях.

Все, что напоминает мне море, наводит на меня грусть – журчанье ручья причиняет мне боль в буквальном смысле слова – думаю, что голубое небо заставило бы меня плакать от бешенства, но, слава богу, небо у нас сивое, а луна точная репка…

В качестве единственного развлечения я часто вижусь с одной милой старушкой соседкой – я слушаю ее патриархальные разговоры. Ее дочери, довольно непривлекательные во всех отношениях, играют мне Россини…

Государь император высочайше соизволил меня послать в поместье моих родителей… обвинения правительства сильно подействовали на сердце моего отца и раздражили мнительность, простительную старости и нежной любви его к прочим детям.

Решился для его спокойствия и своего собственного просить его императорское величество, да соизволит меня перевести в одну из своих крепостей. Ожидаю сей последней милости от ходатайства вашего превосходительства.

Милый, прибегаю к тебе. Посуди о моем положении. Приехав сюда, был я всеми встречен как нельзя лучше, но скоро все переменилось: отец, испуганный моей ссылкою, беспрестанно твердил, что и его ожидает та же участь…

Голова моя закипела. Иду к отцу, нахожу его с матерью и высказываю все, что имел на сердце целых три месяца… Отец мой, воспользуясь отсутствием свидетелей, выбегает и всему дому объявляет, что я его бил, хотел бить, замахнулся, мог прибить…

Перед тобою не оправдываюсь. Но чего же он хочет для меня с уголовным своим обвинением? рудников сибирских и лишения чести? спаси меня хоть крепостию, хоть Соловецким монастырем. Не говорю тебе о том, что терпят за меня брат и сестра – еще раз спаси меня.

……

Мать согласна была с отцом, теперь она говорит: да он осмелился, говоря с отцом, непристойно размахивать руками – дело – да он убил его словами…

Стыжусь, что доселе не имею духа исполнить пророческую весть, которая разнеслась недавно обо мне, и еще не застрелился. Глупо час от часу далее вязнуть в жизненной грязи.