Анатолий Курчаткин - Книга жизни и мудрости Вивиана Вивианова. Подлинные записки видного поэта андерграунда. Книга вторая

Сложность заключается в определении местоположения золотой середины. Государство считает, что золотая середина – это когда собранных налогов хватает не только на персональные машины и бесплатные дачи для его чиновников, но и машины и дачи для их родственников. Народонаселение, жаждущее заработать на благополучную жизнь сдачей в наем своих рук, думает, что золотая середина – это когда зарплаты хватает не только на хлеб с кипятком, но и на чайную заварку. Капиталист же непоколебимо убежден в том, что золотая середина – это когда он утоляет свою жажду, не делясь ни с кем, а кто его к тому принуждает – его смертельный враг.

К сожалению, координаты золотой середины, обнаруженные странами, которые блуждали на капиталистическом пути ощутимо дольше, чем мы, совершенно не подходят для нашей специфики. У них полагают, что у чиновника не должно быть персональной машины и государственной дачи, наемный же работник, который на свою зарплату не может купить себе личную автомашину, несомненно просаживает полученные деньги в азартные игры и заслуживает – от греха подальше! – скорейшего увольнения, а что до капиталиста, если он не делится, то и с ним никто не станет делиться заказами, – и он пойдет по миру.

Все это, безусловно, странно и для нас неприемлемо. Что это за чиновник без персональной машины и дачи? Что это за пролетариат, у которого есть что-то еще, кроме своих цепей? И наконец, что это за капиталист, который не только сам утоляет жажду, но и дает утолять ее другим?

Имею предположение, что местоположение нашей золотой середины в вопросе трудового законодательства – такая же великая загадка, как и наша национальная душа. А если точнее, намертво связана с нею. И вот когда разгадаем загадку русской души, тогда и примем КЗОТ, который удовлетворит всем цивилизованным требованиям. Тогда и начнем процветать, благополучествовать и охотно делиться.

Так что лучше, чем сидеть-потеть над законами, от которых все равно никакого проку, рекомендовал бы нашим депутатам заняться загадкой русской души. Уж во всех смыслах пора бы ее разгадать. А то сколько теряем от такой неизвестности!

Помню, когда был молодым человеком, полагал, что проституция – благо. [35]Главное, чтоб у тебя были деньги, а у нее – регулярный медосмотр.

Теперь, поживши, смотрю на проституцию с отвращением. Что за гадкая вещь! [36]

Интересно, что причиной подобному изменению взглядов?

Видимо, помудрел. [37]

Ничего хорошего о нашем правительстве не скажешь.

Ничего плохого говорить о нем не хочется. Сколько можно повторять одно и то же!

Ничего не говорить, однако, тоже не получается. Разве промолчишь, когда тебя бьет током? Непременно выматеришься.

Вот так наше правительство каждым своим новым решением активно способствует понижению культурного уровня населения.

Сегодня вечером долго смотрел на звездное небо. Очень пожалел, что плохо знаю созвездия. Нашел Большую медведицу, а Малую уже с трудом.

Еще пожалел, что не я написал вот это:

До чего Ломоносов гениальный человек был. Даже в стихотворстве!

Вдохновившись, вернулся домой и сочинил четверостишие:

В смысле, ощущаю свое занятие сочинением стихов полезным и нужным обществу делом. Ощущаю себя полезным и нужным обществу его членом.

Спустя час перечитал написанное. Что! Ничуть не хуже, чем у Ломоносова. Даже, может быть, и посильнее.

Одно, как всегда, отравляет радость: критики, конечно же, не сумеют оценить по достоинству, а то еще, хуже того, и вообще промолчат. Говорил и не устану говорить: нет никого хуже критиков. Даже правительство лучше их.

Остается утешаться тем, что и Ломоносов при жизни, при всей своей гениальности, был недооценен. Хотя, разумеется, тотчас вспоминается Державин, осыпанный звездами с бриллиантами.

Эх, пожалеешь лишний раз, что не очень хорошо знаешь звездное небо. А то бы написал стихотворение, где каждого критика лестно сравнил с каким-нибудь созвездием. Наверняка не смогли бы обойти такие строки благосклонным вниманием!

Эйнштейн

Эйнштейн жил совсем недавно, и его можно не обинуясь назвать нашим современником. В мире еще сохранилось немало людей, которые жали ему руку, здоровались с ним, а некоторые даже спорили с ним и ругались, и наверняка есть какой-нибудь тип, который наступил ему на ногу и не извинился.

Эйнштейн перевернул все наше представление о мироздании. Он показал, что время – вещь относительная, масса тела – тоже не постоянна, постоянна же только скорость света: 300 тысяч километров в секунду, не больше и не меньше.

Эйнштейн был евреем и убежал от преследования гитлеровского режима в Америку. Были предложения убежать ему от преследования гитлеровского режима в Советский Союз, но он отказался.

О чем остается только пожалеть. В Америке он занимался единой теорией поля, но не сделал больше никаких новых открытий. А у нас, при своей гениальности, точно что-нибудь бы открыл. В Америке за ним как ученым и человеком никто не наблюдал, а у нас он, можно со всею определенностью сказать, без надзора бы не остался. У нас под надзором Лаврентия Павловича [38]и не такие гениальные ученые открытия совершали. Лаврентий Павлович, надо ему отдать должное, при всех своих человеческих недостатках был очень талантливым надзирателем и администратором. Посадил бы Эйнштейна в какую-нибудь «шарашку», четыре стены кругом с утра до вечера, что там еще делать, как не изобретать? Палач палач был, а в своем роде тоже не без гениальности человек.

И вот два таких гениальных человека разошлись. Как тут об этом не пожалеть. Жили бы теперь с единой теорией поля, и приоритет в этом деле был бы у нас.

А так и у нас приоритета нет, и мировая наука единой теории поля до сих пор не создала.

Вот что значило ошибочное решение Эйнштейна поехать на запад, а не на восток.

Сантехник Вася

Сантехник Вася родился вместе с советской властью. Можно даже сказать, что она родила его. Другими словами, была его матерью. Но ни она не заметила рождения Васи, ни он не задумался, кому обязан своим появлением на свет.

Сначала Вася был маленький и всего боялся. Боялся хозяина, к которому пришел ликвидировать засор в унитазе и менять прокладку в кране, боялся напортачить в работе и сделать ее плохо, так что потом что-нибудь прорвет, кого-нибудь зальет, а где-нибудь, наоборот, не выжмешь из крана и капли воды, как ни старайся. Особенно Вася боялся власти. Она казалась ему дамой строгой, суровой и решительной на расправу.