Журнал «Техника-Молодёжи» - ОДНАЖДЫ…

ЗАПОВЕДИ ТЕРЕНИНА

Крупный советский физико-химик, основатель научной школы по фотохимии, академик Александр Николаевич Теренин (1896–1967) в письме к одному из учеников сформулировал основные заповеди научной поисковой работы. Знать их не мешает молодым исследователям. Вот они: не делай то, что делают другие исследователи; делай не так, как делают они, но делай чисто; смотри во время исследования в оба (павловское — «внимание, внимание и еще раз внимание»); читай, но не слишком много, иначе тебя не будут читать; не пренебрегай отрицательным результатом, если он получен чисто; не стремись свои результаты втискивать в придуманное объяснение до однозначной решающей проверки.

На первый взгляд эти правила кажутся элементарными и легко усваиваемыми, но в действительности следовать им, по свидетельству самого ученого, нелегко. «Особенно трудно выполнять первые две заповеди», — считал Теренин.

КАК ПРЕДСКАЗАЛИ ЭКОЛОГИЮ

Порфирий Иванович Бахметьев (1860–1913) — известный русский физик и биолог — с 1890 года был профессором физики молодого Софийского университета (Болгария). В стране, недавно освободившейся от османского ига, он вел активную преподавательскую и научную работу, организовал первые научно-технические общества, пропагандировал электрификацию, медицину, агрохимию…

Бахметьев был почетным членом научных обществ ряда стран. Вернувшись однажды из Швейцарии, Порфирий Иванович рассказал болгарским коллегам о последних новостях науки и техники — в частности о перспективах телефона и даже видеотелефона.

— А теперь признайтесь: вы, наверное, еще и какую-нибудь новую науку привезли из Европы? — шутливо поинтересовался кто-то.

— Вы почти угадали, друзья. Я привез предсказание новой науки. В XX веке она начнет заниматься проблемами ужасающего городского шума и пыли. Без их научного решения люди грядущего века не будут счастливы.

ПРОЧЬ СОМНЕНИЯ!

Известный советский экономист, член-корреспондент АН СССР П. И. Лященко (1876–1955) не любил дипломатничать и, когда считал нужным, без околичностей высказывал все, что думал, причем нередко в резкой, категоричной форме, не допускающей возражений. Однажды, когда он дал своему лаборанту особенно сильный нагоняй, тот в сердцах сказал:

— Послушайте, Петр Иванович, нельзя же так! Отчего вы считаете, что всегда во всем правы? Неужели с вами не бывало, чтобы вы раз да ошиблись? Ведь этого быть не может!

— Что верно, то верно, — помягчал Лященко. — Припоминаю, был один случай, когда я крепко ошибся.

— Ага, что я говорил! — оживился лаборант. — И как же это произошло?

— Много лет минуло с тех пор, а все корю себя… Был я тогда молод, и потому не так уверен в своих силах, как следовало бы… Вот и досомневался: в одном вопросе решил, что я не прав, а оказалось — ошибся.

НЕ ПОЗВОЛЮ!

В наши дни никого не удивишь легкими и прочными деталями, изготовленными из стеклопластиков. А сорок с небольшим лет назад мысль о том, что хрупкое стекло может быть надежным и прочным материалом, у многих вызывала большое недоверие. Во время второй мировой войны крупный английский специалист по применению пластмасс в авиации Дж. Гордон демонстрировал маршалу британских ВВС огромный обтекатель самолетного радиолокатора, изготовленный из стеклопластика. Пораженный размерами обтекателя, маршал спросил:

— Из чего же сделана эта штука?

— Из стекла, сэр! — с гордостью отрапортовал Гордон, ожидая услышать в ответ возгласы удивления и восхищения. Но реакция маршала оказалась неожиданной.

— Что-о? Стекло? — побагровел он, — Черт возьми, я не позволю всяким там паршивым умникам совать стекло ни на один из моих самолетов!

А ФАРТУЧЕК ИЗВОЛЬТЕ СНЯТЬ!

В лаборатории немецкого химика Клеменса Александра Винклера (1838–1904) — того самого, который открыл предсказанный Д. И. Менделеевым элемент экасилиций, названный германием, — царил культ чистоты и аккуратности. «Настоящий химик, — не уставал повторять он, — должен настолько уважать свою науку, чтобы быть в состоянии работать у лабораторного стола даже в манишке и во фраке!»

Но увидев как-то раз в лаборатории весьма изысканно одетого студента, нацепившего поверх модного костюма замызганный кожаный фартук, ученый испытал разноречивые чувства — одновременно и удовлетворение, и раздражение.

— Ваше усердие похвально, молодой человек! — заявил Винклер. — Сразу видно, что вы буквально следуете моим словам. Правда, не до конца; так что когда приступите к работе с гашеной известью, которую я вам поручаю, фартучек все же извольте снять!

ОТНЫНЕ ОХОТУ РАЗРЕШАЮ!

Знаменитый русский химик, академик Н. Н. Зинин (1812–1880) был не только учителем А. П. Бородина (1833–1887), но и заботливым другом, опекуном и наставником. Мечтая видеть Бородина своим преемником в органической химии и считая, что тот слишком много времени тратит «на аккорды», Николай Николаевич не раз корил своего талантливого ученика, призывая его «не охотиться за двумя зайцами» — химией и музыкой, а сосредоточить свой главный интерес именно на химии.

И вот однажды на вечере у Зинина Александр Порфирьевич, набравшись смелости, сел за рояль и исполнил отрывок из своего нового произведения. Пораженные великолепной музыкой и виртуозным исполнением гости восторженно зааплодировали молодому композитору. Зинин же произнес всего одну фразу, странно прозвучавшую для других и понятную только Бородину:

— Отныне охоту на двух зайцев разрешаю!

СТЕКЛО И ИЛЛЮЗИИ

В 1673 году некий любитель умозрительных наук в письме к итальянскому астроному Тивелию пространно доказывал, что только философия способна дать истинное понимание астрономии. «Рассуждения и умозаключения нельзя заменить телескопами, — твердил он. — Ведь стекло обманывает и порождает иллюзии, а потому из него надо делать не линзы для телескопов, а в лучшем случае бокалы для вина…» Однако Тивелий категорически не согласился с доводами своего корреспондента.

«Бокалы с вином, — в ответном письме вполне справедливо указывал он, — порождают куда больше вредных иллюзий, чем все другие поделки из стекла!»

СЕМЬЯ И ТВОРЧЕСТВО

Американский изобретатель и предприниматель Т Эдисон (1847–1931) охотно встречался с репортерами, которым был обязан немалой долей своей рекламной известности. Причем в разговорах с ними он, умело играя на непритязательных вкусах обывателей, любил подчеркивать, что, мол, и ему приходится «священнодействовать» в самой обыденной обстановке.

Как-то раз к Эдисону приехал английский журналист, вознамерившийся написать книгу о нем.

— Помогают ли члены семьи вашей творческой работе? — спросил интервьюер.