Лев Любимов - Живопись и архитектура. Искусство Западной Европы

В Ионе высшее озарение, исполненное великой надежды, отвага и вера в бесконечно прекрасной героической фигуре.

Иеремия сидит спокойно, опустив голову, скрестив могучие ноги и опершись рукой о колено. Но разве не кажется вам, что, когда он поднимет глаза, ему откроется все, что есть в мире, и потому мудрость его отмечена горечью; а когда встанет он, выпрямится и пойдет, все придет в движение от его поступи!..

Сивиллы. Дельфийская – самая прекрасная, с глазами, глядящими в будущее. Эта дева тоже может выдержать мир на своих плечах. Эритрейская – перелистывающая древнюю книгу и так повернувшаяся, чтобы мы могли любоваться ее взглядом, красотой и силой ее сложения. Кумская – глубокая старуха, склонившаяся над книгой. Персидская – мудрость и тайна. Ливийская – мудрость, красота и движение, опять-таки то самое вечное движение, которое рождается волею Творца и которое затем гений художника подчиняет себе, замкнув в рамки совершеннейшей композиции.

Обнаженные юноши безымянны, и их обозначают по композициям, которые они обрамляют. Их совокупность – это как бы полная сумма возможностей и красот, которые таит в себе юное обнаженное тело. Жизнерадостность, смелость, радостное изумление перед открывающимися тайнами мира, спокойное созерцание, тревога, ликование, нега – вот что изображают их дивные лица и фигуры. И быть может, эти образы – самое совершенное из всего созданного Микеланджело во славу юной человеческой силы. Но торжество этой силы, власть над миром и мудрость даются нелегко. В росписи Микеланджело жизнеутверждающая мощь уживается с трагической безысходностью. Нет, это не светлый, величавый, но и беспечный мир Рафаэля. Полны тревоги фигуры предков Христа, а в лицах их мы читаем порой ужас и безнадежность.

И все же не напрасны, не бесполезны те воля и сила, которую воспел Микеланджело на этом потолке, ибо он утверждает своей гениальностью великую надежду на лучшее, светлое будущее человеческого рода, на постоянное восхождение человека по лестнице познания и победного утверждения своей личности в мире.

…Расписывая Сикстинскую капеллу, Микеланджело, по словам Кондиви, «так приучил свои глаза смотреть кверху на свод, что потом, когда работа была закончена, и он снова стал держать голову прямо, уже почти ничего не видел; когда ему приходилось читать письма и бумаги, он должен был держать их высоко над головой. И лишь понемногу он опять привык читать, глядя перед собой вниз».

В своей книге о Микеланджело французский писатель Ромен Роллан попытался раскрыть в следующих строках внутреннее содержание его скульптурной группы «Победитель» (подобно «Моисею» и «Рабам» предназначавшейся для гробницы Юлия II): «В момент, когда победитель должен нанести удар, он останавливается, отворачивая в сторону грустное лицо и нерешительный взгляд. Его рука сгибается к плечу. Он откинулся назад, он более не хочет победы, он ее презирает. Он победил. Он побежден. Это образ героического Сомнения, эта победа со сломанными крыльями… это сам Микеланджело и символ всей его жизни».

…Почти пятнадцать лет (с 1520 г.) работал Микеланджело над усыпальницей Медичи во Флоренции – по заказу папы Климента VII, который был из рода Медичи.

Дело шло об увековечении памяти тех представителей рода Медичи, которые открыто установили во Флоренции монархическое правление – двух рано умерших и ничем не примечательных герцогов.

Мы знаем, что портрет был чужд Микеланджело. Обоих герцогов он изобразил аллегорически в виде военачальников в блестящих доспехах, одного как будто мужественного, энергичного, но безучастного, пребывающего в покое, другого – погруженного в глубокое раздумье. А по бокам – фигуры «Утра», «Вечера», «Дня» и «Ночи».

Внутренняя напряженность и в то же время щемящее сомнение, предчувствие обреченности – вот что выражают все эти фигуры [12] «Скорчившийся мальчик» Микеланджело в Эрмитаже первоначально тоже предназначался для гробниц Медичи. . Как очень точно отмечал П. Муратов, «печаль разлита здесь во всем и ходит волнами от стены к стене».

В честь самой знаменитой фигуры – прекрасной «Ночи» – были сочинены такие стихи:

Но Микеланджело с этим не согласился и так ответил от имени самой «Ночи»:

«Тот, кто убивает тирана, убивает не человека, а зверя в образе человека». Это слова Микеланджело, не мирившегося с тиранией Медичи, дважды изгонявшихся из Флоренции и вновь утверждавших там свою власть. Его бюст Брута (Флоренция, Национальный музей), убившего Цезаря, с лицом, исполненным отваги, сознания своей правоты и презрения к собственной участи, был, возможно, откликом на убийство нового флорентийского деспота – герцога Алессандро Медичи.

…Медленно, но неукоснительно переворачивается одна из самых блестящих страниц в истории мировой культуры. Новая эпоха пришла на смену золотой поре итальянского гуманизма. Да, Микеланджело утвердил своими образами величие человеческой личности. Но такое утверждение сказалось только в искусстве, и это было трагедией, которую он, вероятно, предчувствовал.

Тридцатые годы XVI столетия. На папском престоле – престарелый Павел III из дома Фарнезе, тоже пожелавший монополизировать гений Микеланджело для своей славы.

Тотчас после своего избрания новый папа вызвал Микеланджело, настаивая на том, чтобы он работал на него и оставался при нем. Но Микеланджело был в то время связан договором с герцогом Урбинским. Услышав это, разгневанный старик заявил: «Уже тридцать лет имею я такое желание, неужели же, став папою, его не исполню? Порви договор: желаю, чтобы ты служил мне».

По словам Вазари, Микеланджело хотел было вновь бежать из Рима, однако, в конце концов «благоразумно убоялся власти папы» и подчинился ему.

Время было достаточно напряженное. Устои католической церкви подорваны, учения немца Лютера и француза Кальвина проникают чуть ли не во все страны Западной Европы. Ватикан яростно сопротивляется. На реформацию он отвечает контрреформацией, отвергающей все светлые достижения гуманизма и требующей полного подчинения человеческой личности церковному догматизму. Грозен для непокорных карающий меч Ватикана.

Папа Павел III поручил Микеланджело написать на алтарной стене все той же Сикстинской капеллы евангельскую сцену «Страшного суда». Над этой фреской почти в двести квадратных метров Микеланджело работал (с некоторыми перерывами) шесть лет. Как же изобразил великий художник суд, творимый Христом над грешниками?