Лев Любимов - Живопись и архитектура. Искусство Западной Европы

Это изумительный мастер светотени, световых эффектов (вспомним его знаменитую «Ночь» в Дрезденской галерее)! Жемчужного цвета легкие волны как бы переливаются в его картинах, славящих прелесть юного женского тела («Юпитер и Ио»; Вена, Художественно-исторический музей, и многие другие). А расписывая купол Пармского собора, Корреджо прорывается ввысь, создавая иллюзию, что над нами, в самом небе, парят и резвятся по облакам легкокрылые фигуры, созданные его кистью.

Но некоторое отсутствие меры, порой проглядывающая слащавость, чувственная «красивость», слишком часто подменяющая подлинную классическую красоту, несколько снижают общий уровень его творчества.

В самой Флоренции современниками Микеланджело были два первоклассных живописца: фра Бартоломео (1472–1517) и Андреа дель Сарто (1486–1531).

Первый из них оказал влияние даже на Рафаэля. Это был монах, искренне преданный своей вере, вдумчивый и серьезный художник. Его монументальные композиции написаны по всем правилам классического стиля Высокого Возрождения, его образы вдохновенны, торжественны и благородны, хотя, быть может, и недостаточно темпераментны (шедевром его считается «Положение во гроб»; Флоренция, Питти).

Андреа дель Сарто – один из самых плодовитых художников этой эпохи и вместе с тем по всему своему стилю чрезвычайно для нее характерный, на первый взгляд как бы сразу же дающий о ней некое исчерпывающее представление. Посмотрите хотя бы на его картину «Мадонна с младенцем, святыми Екатериной, Елизаветой и Иоанном Крестителем» (Эрмитаж). Как все тут ясно, гармонично и стройно и какая свобода в расположении фигур! Да, вот картина, которая могла быть создана только в золотой век, и при этом очень крупным мастером. Однако эта картина не может быть поставлена в ряд с любым этюдом Леонардо, Рафаэля или Микеланджело. Почему? Скорее всего потому, что у Андреа дель Сарто нет подлинного внутреннего горения, нет покоряющего нас порыва. Его грандиозные «Рождение Марии» и другие фрески во дворике церкви Св. Аннуциаты во Флоренции – это великолепнейшие иллюстрации торжественного быта людей Высокого Возрождения, быта, отмеченного высокими помыслами и стремлением к величественной красоте. Но – всего лишь иллюстрации.

Андреа дель Сарто – замечательный мастер, порой даже виртуоз, но не гений, так как подлинно великого сказать ему нечего. И потому, очевидно, такое внимание уделяет он драпировке, что бессилен выразить непосредственно красоту человеческой фигуры.

Впрочем, некоторые картины Андреа дель Сарто все же эффектны, иногда даже значительны, как, например, знаменитая «Мадонна с гарпиями» [14] Так названная потому, что стоит на мраморном постаменте, украшенном рельефными изображениями гарпий – древних крылатых богинь бури и смерти. (Флоренция, Галерея Уффици), быть может, слишком парадная, но исполненная подлинного благородства, или великолепный «Портрет скульптора» (Лондон, Национальная галерея), дающий обобщенный образ юного вдохновенного художника эпохи Возрождения.

Кроме уже упомянутых, современником Микеланджело был крупнейший зодчий Позднего Ренессанса Виньола – автор трактата «Правила пяти архитектурных ордеров», и по сей день не утратившего своего значения. Виньола построил в Риме церковь Иль Джезу (т. е. Иисуса) – главную церковь ордена иезуитов, в которой, отойдя от общепринятого тогда центрического сооружения, вернулся к давнишней удлиненной форме храма, чем и определил развитие европейской церковной архитектуры уже в эпоху барокко.

В мировой истории вряд ли можно найти художника, который оказал бы такое влияние на развитие искусства, как Микеланджело. Именно оно явилось как бы толчком, определяющим конец золотого века итальянского искусства.

Микеланджело сам это предвидел, чему свидетельство – его знаменитые слова, обращенные к молодым художникам, копировавшим его «Страшный суд»: «Сколь многих из вас это мое искусство сделает дураками».

Смелость ракурсов, величие контрастов в искусстве Микеланджело, бурная динамика его творчества действительно ошеломили итальянских художников. И чуть ли не каждый из них, пренебрегая особенностями собственного дарования, пожелал подражать ему, творить, как он. Однако смелость и буря, определившие творческий стиль Микеланджело, были выражением как раз той внутренней смелости и той бури, которые владели именно его существом.

А у его последователей, лишенных такого внутреннего огня, такого всепокоряющего порыва, смелость и буря выродились подчас в чисто показной пафос излишней жестикуляции. Выработалась изощренность, порой острая, даже озорная, в которой наиболее талантливые проявили незаурядное мастерство, блестящую виртуозность. Их искусство включилось в то течение, которое получило название маньеризма.

Настали смутные времена. Разоряя страну, могущественные европейские державы воюют друг с другом на территории Италии. Светлые надежды исчезли. Возглавляемая церковью политическая реакция стремится наложить свою печать на всю жизнь народа. Отсюда – пессимизм, завладевший умами, стремление многих художников поставить искусство над действительностью, полетом изощренной фантазии как-то вырваться на свободу. Вера в силу и разум человека подорвана. Поиски заостренной до крайности выразительности либо одурманивающей изысканности сменяют жизнеутверждающие дерзания Высокого Возрождения.

И все же в умении схватить редкое, мимолетное, строго индивидуальное наиболее одаренные маньеристы предвосхищают некоторые значительные достижения художников последующих веков.

К маньеристам следует причислить такого крупного флорентийского живописца и рисовальщика, как Понтормо (1494–1556). Представители рода Медичи поручают ему роспись зала в Поджа-а-Кайано (недалеко от Флоренции), в которой он с исключительным изяществом передал жизнерадостное дуновение сельской идиллии, – несомненный шедевр ренессансной живописи. Но, глядя на некоторые его более поздние композиции, испытываешь неловкость из-за чрезмерной усложненности замысла, неоправданного нагромождения множества тел.

Ни такие известные маньеристы, как Россо, чьи святые казались современникам дьяволами, ни даже острый, но холодный Бронзино, истинный создатель европейского парадного портрета, уже не отражают в флорентийской живописи былого гуманистического идеала. А об изощренной вычурности пармского мастера Пармиджанино свидетельствует уже само название одной из его главных работ – «Мадонна с длинной шеей» (Флоренция, Галерея Уффици).

Не избежал влияния маньеризма и Бенвенуто Челлини – скульптор, знаменитейший ювелир эпохи Возрождения, теоретик искусства и автор одной из самых увлекательных в мировой литературе автобиографий, в которой он рассказывает о своих бесчисленных приключениях, схватках с сильными мира сего, опаснейших распрях, с чисто ренессансной гордостью все же выдвигая на первый план значение человеческой личности (в данном случае своей собственной). Его большая бронзовая статуя Персея с головой убитой им Медузы в руке (Флоренция, Лоджия деи Ланци) – венец всей итальянской скульптуры XVI в. после пластических откровений Микеланджело.