Инна Соболева - Невский проспект

Адмиралтейство – первая постройка на левом берегу Невы. Поначалу Петр предполагал, что оно будет только верфью. Но в 1704 и 1705 годах шведские войска часто угрожали молодому Санкт-Петербургу и с суши, и с моря. Вот и было решено строить не просто верфь, но верфь-крепость. Если бы шведы решили напасть с суши, их встретил бы (как и положено по правилам фортификации) огромный, простиравшийся до самой реки Мьи (Мойки) гласис – абсолютно свободное не только от любых построек, но даже и от кустарников пространство (Адмиралтейский луг), где спрятаться нападавшим было бы невозможно. С пяти же крепостных бастионов, с вала, окружающего Адмиралтейство, они были бы видны как на ладони – только успевай заряжать пушки (а их установили около 100 штук). Защищал верфь и глубокий ров, наполненный водой. Перебраться через него можно было исключительно через подъемные мосты, которые опускали, только убедившись, что идут или едут свои.

А для защиты от нападения с моря за зиму между островом Котлин и мелью построили деревянный форт Кроншлот. Он перекрыл фарватер. Ну а если бы шведам все же удалось прорваться к городу, их встретил бы огонь с обоих берегов: с правого стреляли бы пушки Петропавловской крепости, с левого – Адмиралтейства. Но шведы не стали рисковать. А после Полтавской победы реальная опасность вообще перестала угрожать Петербургу. Вот и получилось, что обе крепости, построенные, чтобы защитить город, ни разу не сделали ни одного выстрела. С петровских времен ни один шведский корабль не вошел во внутренние воды Петербурга. Но прошло 300 лет, и проплыл по Неве под алыми парусами шведский бриг «Тре крунур» – приветствовал юбиляра. Так что времена меняются. И не всегда к худшему…

Петр заложил верфь 5 ноября 1704 года. Об этом сохранилась его собственноручная запись: «Заложили Адмиралтейский дом и были в остерии и веселились, длина 200 сажен [2] 1 сажень = 2,1336 метра. , ширина 100 сажен». Крепостные укрепления возвели всего за месяц. Почти одновременно начали строить корабли. 1 октября 1705 года над башней с въездными воротами установили первый шпиль – скромный прообраз прославленной Адмиралтейской иглы. А в середине ноября Иван Яковлевич Яковлев, олонецкий комендант, которому государь поручил устройство адмиралтейского двора, доносил: «…крепость строением совсем совершилась, и ворота подъемные построены, и шпиц, и по бастионам по всем пушки поставлены, и рогатками обнесено».

Адмиралтейство стало первым и на долгие годы самым крупным производством в столице. Там делали все: от заготовки леса до полной постройки корабля. По периметру крепости как внутри, так и снаружи выкопали каналы. По ним подвозили материалы к мастерским, складам и эллингам прямо с Невы. Прорыли и широкий Адмиралтейский канал до Новой Голландии, где размещались склады морского ведомства (сейчас на его месте Конногвардейский бульвар). Казалось, все продумано, все слажено, но в 1705 году невиданное до тех дней наводнение порушило почти все, что было построено (постройки-то были деревянные или мазанковые, где им устоять перед напором разъяренной реки). И все-таки 29 апреля 1706 года со стапелей сошло первое судно – 18-пушечный корабль, конструкцию которого приписывают самому государю. А в ознаменование Полтавской победы Петр 6 декабря 1709 года собственноручно заложил на Адмиралтейском дворе первый крупный, 54-пушечный корабль. В 1712 году его спустили на воду. Назвали «Полтава». С тех пор вошло в обычай торжественно всем городом праздновать спуск каждого корабля. Мастер, строивший судно, получал из рук царя на серебряном блюде по 3 серебряных рубля за каждую пушку. В петровское время со стапелей Адмиралтейства сошли на воду 262 судна, в том числе 23 линейных корабля. Верфь исправно работала 138 лет. В 1844-м по распоряжению императора Николая I ее закрыли.

Трудилось на первом крупном промышленном предприятии столицы одновременно до 10 000 человек. Работали тяжело, на износ. Сам царь долго служил на верфи «басом» (главным мастером). Со временем от должности пришлось отказаться – даже он не мог объять необъятное. Но не было дня (конечно, если оставался в Петербурге), чтобы он не побывал в своем любимом Адмиралтействе. Приходил когда в четыре, когда в пять часов утра. Так что нет ничего удивительного, что и для других установил такой распорядок: «В колокол бить на работу и с работы, марта с десятого, сентября по десятое число, по утру полпята, в вечеру в марте и апреле семь часов; в июне, июле по утру полпята, в вечеру в осьм. Сентября с десятого марта по десятое, по утру час пред восхождением солнца, в вечеру час по захождении солнца». Это 32-й пункт «Регламента Адмиралтейской верфи», утвержденного императором.

Режим, что и говорить, суровый. Как тут не вспомнить ставшее едва ли не аксиомой утверждение, что наш город стоит на костях (оно из одного ряда с любимым проклятием петербургоненавистников: «Петербургу быть пусту!»). Начну с того, что вряд ли есть на земле, во всяком случае на обжитой ее части, город, да даже и поселок, и деревня, не стоящие на костях. Хотя бы потому, что тех, кто ушел, за тысячелетия было много больше, чем обитающих на земле сегодня. Земля приняла всех. Где? Самым старым из известных кладбищ – сотни лет. Всего сотни. А раньше… Но это так, эмоциональное отступление. А вот замечательный наш архивист Светлана Вячеславовна Казакова попыталась абсурдность и злонамеренность утверждения о городе на костях доказать. Окно ее рабочего кабинета в здании Синода, где еще недавно размещался Центральный государственный исторический архив, выходило на площадь (Петровскую, Сенатскую, Декабристов). Поднимешь глаза – и прямо перед тобой он, Медный всадник. Будто требует чегото, будто укоряет. И Светлана начала (после основной своей работы) изучать списки строителей города. Обнаружилось вот что: в списках за несколько лет повторялись одни и те же имена. Значит, не умерли, значит, продолжали работать. Предвижу возражения: мол, сколько их – одноименных Иванов Петровых, Петров Михайловых и других – тысячи. Но дело в том, что списки-то велись подробные: откуда родом, из какой губернии, какого села, какого помещика (если крепостной). Значит, не было строительство Петербурга гигантской беспощадной мясорубкой, перемалывавшей без счета подданных своего безумного основателя. Конечно, люди гибли. И от изнеможения, и от холода, и от эпидемий. Время было такое. И судить о нем все-таки справедливее по его законам, а не по представлениям привыкшего к комфорту XXI века.

А тогда Адмиралтейство росло. И притягивало все больше и больше людей. И жить эти люди старались как можно ближе к месту службы. Оно и понятно, особенно если вспомнить, в какую рань начинали работать. Поначалу Петр запрещал строиться на левом берегу Невы: не желал отказаться от мечты сделать центром столицы Васильевский остров. А то, что сам на левом берегу поселился, так это скорее ради удовольствия с раннего утра сесть в шлюпку и плыть по Неве куда душе угодно. Для него ведь передвигаться по воде было много приятнее, чем по земле. Вот, похоже, и думал, что и всем переплыть через Неву – в удовольствие.