Алессандро Надзари - MCM

— Что значит «внешняя механическая»? — всё-таки не вытерпела Селестина. — Есть ещё и «внутренняя механическая», а то и органическая? Да что же он такое?

— Да, есть, я вам об этом сейчас и расскажу, — заменил он в аппарате плёнку и вновь закрутил ручку мысленного аппарата «Société Pathé Frères». — Добровольцы. Их было трое: Атанасиус, Игнациус и его сестра Агнесса. М-м, её рыжие волосы… Простите старика, я ещё успею с ней воссоединиться. У нас было два варианта устройства Фабриса. Атанасиус — опытнейший и самоотверженнейший из троицы — пожертвовал своим телом, чтобы испытать первый и в теории наиболее мощный. Цистерны — только для второго варианта Фабрису удалось миниатюризировать габариты с минимально возможными потерями — устанавливались стационарно, но неподалёку от места, где всё должно было свершиться, и полагалось их соединить с телом кабелями. Толстенными кабелями, которые сплетали с центральной нервной системой. И вот эти кабели волочились за ним по полу множеством пуповин. Также пришлось одеть его в экзоскелет, улучающий токи умбрэнергии, и маску, в которую подавалась более насыщенная кислородом дыхательная смесь. Хотя вру. Вот у Агнессы и Игнациуса уже были экзоскелеты и маски, вполне аккуратные и не такие громоздкие, а вот ему пришлось таскать на себе что-то больше напоминавшее, как сейчас уже можно сравнить, появившееся десяток лет спустя творение братьев Карманьоллей. И почти полгода ему пришлось так прожить до решающего дня. За это время были получены уточняющие данные, и решено было изготовить мобильную версию, поскольку могло потребоваться сопровождение и направление разрыва. Всё равно выглядело жутко. Если жуть может быть аккуратной. Уже заговариваюсь. Им тоже пронзили тела трубками и кабелями. Оставили свободу передвижений, но разместили кое-какую механику под кожей, вшивали… А, оставлю эти подробности, они вам ничего не подскажут.

— Алоиз, п-переходи уже к тому дню, — жизнь покидала его быстрее, чем рассказчика.

— Да. Кабинет Блеза не всегда был его кабинетом, туда он переехал больше из сантиментов и тайного страха. Он ведь движим страхом, не так ли? Наверняка думает, что это урбматерия и тело-скриптор отторгают коммуникации Директората? Что проклятье наконец-то берёт верх? Ну, простите, дайте немного позлорадствовать напоследок. Что же требовалось от добровольцев? Тоже избавлю вас от ритуальной части, но скажу, что суть была в синхронизированном и направленном воздействии на тело-скриптор. Кливаж следовало запустить, испещрив поверхность тела новыми знаками, внести записи, которые город никак не мог произвести, заставить тело считать, что это не та же материя. А противонаправленные векторы умбрэнергии и сольэнергии подкрепили бы эту легенду. Это должно было вывести тело из дискинезии, в результате чего некоторые связи оно попыталось бы укрепить, но другие бы вместе с тем и рассоединило, с этого и началось бы освобождение, и Агнесса с Игнациусом повели бы дисконнекцию и не позволяли вновь, по хитрым дугам, прикрепить аксоны к освобождённым областям. И клюнь меня галльский петух в зад, какое-то время всё получалось! На стекло сиренариума проецировалось то, что нельзя было назвать иначе как партитурой для оркестра, где вместо инструментов свои партии играли недоумение, тревога, боязнь, паника, отчаяние, ревность, тоска и — под конец — презрение, отвращение. Скорбь по ненавистному. Отказ. Мы проглядели метанойю. Сущность за телом-скриптором перестала бороться. Вы наверняка думаете, что от этого процесс только пошёл быстрее. Да, так и было, тройке добровольцев позволяли записывать и отделять всё, что те пожелают. Пожелают. Мы всё это время управляли желаниями, не давали и не даём им бесконтрольно захлестнуть город! И проглядели собственную неумеренность.

— Папá Блез и нынешнюю ситуацию считает следствием уподобления Рааву, — потирала то лоб, то висок, то щёку Сёриз. — И неизвестно, что хуже: полностью ли оно неосознанное или же мы знали, но закрывали глаза, пока чаша не переполнилась, пока наш условный Нил не вышел из берегов.

— Ну да, ну да. Образ подобрал точный. Сущность, известная тебе и тебе, мыслила не географически, но геологически. М-м, нет, так вы не поймёте. А, может, и да. Она мыслила не географическими координатами, а геологическими эпохами, космическими, такими, когда один порядок жизни сменяет другой. Ощутив отчуждённость, она не стала смещаться и сдвигаться. Тело-скриптор, всё более окружаемое надвигавшейся пустотой, перестало искать, к чему бы присосаться. Они… Мы тогда совершенно не сообразили, в чём дело. А запомнили ли вы, что я упоминал в начале? Мы, существа приземлённые, мыслили в трёх измерениях. Я не упоминаю про гипотетические, ответственные за эффекты умбрэнергии и разворачивающиеся да тут же и сворачивающиеся в петельки в масштабах столь крохотных, что у нас и названий и выражений для них нет… А, впрочем, снова вру: тот немец Планк предлагает толковую систему единиц. Отвлёкся. Сущность и тело-скриптор просто в сытом довольствии не давали нам понять, что важно ещё одно измерение — время. И оно полноценно, это не бинарная система «есть — нет», «течёт — не течёт». Но это знание пришло нам много, много позже. Чем же нам ответили? Тело-скриптор принялось искать утраченное в другом времени. Нет, нам не открылись иные миры, мы не видели древних драконов или то, что предрекают провидцы вроде Верна и Уэллса. Мы увидели иное время. Иное! Иной его порядок! Ну, или беспорядок. «Увидели», впрочем, сильно сказано — для данных телеметрии и того, что слышали от тройки. Всего лишь трое в полной мере погрузились в ту бездну. Их утягивало куда-то по ту сторону времени, реконструировало сообразно его организации. Впрочем, одну только смерть Атанасиуса и следовало считать подтверждённой. Его просто распяло на тех кабелях, а после — перекрутило, расплющило… Старым богам мы его так и возвращали — в скафандре, смятом, искорёженном и оплавленном. Атанор, в котором всё и происходило, наполнился пламенем белее и жарче того, что сегодня устроили вы, месьё. Оно чувствовалось и у сиренариума. Игнациус и его сестра, если их ещё не утащило, в таком пекле не могли бы выжить. Но останков, а хоть бы и праха мы после всего не нашли, даже от бедолаги Фабриса, побежавшего неизвестно как им помогать, что-то осталось… — разъедал палящий свет ментальный целлулоид, заставлял пойти пузырями, что лопались кашлем, сменялись язвами и обрывали бег плёнки.

— Вы говорите, что их утащило, что разверзлась бездна…

— Это трудно передать… Вы уже представляете себе физическое перемещение из точки A в точку B. Но это… Так погибают и рождаются миры в хаосмосе. Мы думали, что разверзли врата, которые нам не закрыть, что по нашей вине конец настаёт не только нам и городу, но и — кто знает? — миру, вселенной. Однако на закате всё прекратилось. Резко и внезапно. Предполагали было, что совершили переход в то, другое время, прошли трансформацию. Нет. Всё было то же. Даже слишком «то же»: тело-скриптор вернулось в состояние до начала процедуры. Вот мы ещё получаем показания, какие можем, — ну, кому это ещё было интересно, — и видим, что связи с урбматерией слабы, а в следующий миг всякое возбуждение прекращается и мы снимаем с тела-скриптора картинку, как будто ничего и не было. Оно как-то сделало откат своего состояния, нашло, что ли, копию, которую неведомо где записало. Честно, ничего лучше предположить не могу. Ну, и развязка истории. Всё, что мы могли сделать — воспользоваться осадным положением, перекрыть все потоки и каналы за пределами Тьерского вала, увещевав посвящённых в Отель-де-Вилль, что это нужно в целях обороны от угрозы извне. Готовились к акту отмщения, к небывалому течению, которое были намерены удержать в пределах города. Но его не последовало. Теперь вы знаете истинную причину. И не спрашивайте, как и откуда вернулся Игнациус — этим он со мной не делился. А про «когда» гадать и вовсе не хочу, как бы ни хотелось связать его возвращение с гибелью сес-с-х-хэх-пхэ… Воды…