Алессандро Надзари - MCM

— Но проверить не мешало, это я тоже могу понять. Но всё же не имею оснований полагать, будто вне нашего ведома кто-то смог бы ей воспользоваться.

— Здесь спорить не стану, имея то основание , что не в ней было дело, предметом интереса не было воздействие на неё. Событиям не хватает… грубости, что ли, прямоты.

— Как я догадываюсь, это последнее, в чём ты уверена?

— Н-нет. Это была игра вслепую. Мы решили разделиться, зайти под разными углами. И надеялись, что остатки всплеска отразятся на носимых флю-мируа. Я выбрала маршрут по направлению к набережной, западную половину Марсова поля, а Сёриз предложила начинать уже с набережной, проверить башню, затем двинуться на тот берег и прощупать обстановку там. Она согласилась, мол, давно не играла в «трёх слепцов и слоновий хобот» — хи-кхм, извините, папá. И потом, преодоление открытых пространств для неё не проблема, у неё со скрытностью всегда было лучше чем, у меня. — Селестина сделала паузу, но…

— Комментария, за его очевидностью, не будет.

— В общем, Сёриз устремилась дальше по авеню Бурдоннэ до входа № 15-бис, а я направилась к ближайшему — № 19. Проблем с проникновением не было. Преодолела Дворец электричества, залы сельскохозяйственной техники и котельного оборудования — всё было тихо. С охраной не пересекалась, но решила всё же при первой удобной возможности подняться выше, на эмпоры. Возможно, оставайся я внизу, и разминулась бы с теми ребятами, но высота открывает перспективу…

— И поэтичность слога. Итак, те «ребята».

— Трио с военной выправкой. Действовали слаженно, один явно командовал двумя другими. Однако общались редко, больше жестами, а если всё-таки случалось обронить слово, то по-французски, с заметным акцентом, славянским, как по ощущению. Позже у меня укрепилась убеждённость, что — русским, насколько доступно сопоставление воспоминаний о погоне и моём, столь усердном, исполнении роли дичи, с тем, что всё чаще можно услышать в городе в последние несколько месяцев. А, и с учётом того, что один из них сорвался и перешёл на родной язык — от шока нежданной встречи.

— А помимо этих двух лингвистических заключений были сделаны ещё какие-то? И чем эта троица занималась?

— Помимо выправки и слаженности выделялась их основательность. И дело не только в том, что они окружили один из стендов какими-то аппаратами и делали замеры, я бы сказала, по установленной процедуре, но и в том, что эти аппараты утром ещё как-то вывозить нужно, тихо и незаметно. Можно предположить, что они им нашли укрытие прямо в галерее. Укрывать они умели и себя: я едва смогла заметить пояс ширм, предотвращающий их обнаружение, скажем, простым охранником Выставки, даже будь у него фонарик. И время идеально выбрали: ночь без светила. Да и оно, полагаю, им бы не особенно помешало. Короче говоря, это не случайная шайка бандитов, но профессионалы своего дела. Но вот каково их ремесло? Уж точно не ремонтом без свидетелей они там занимались.

— То, что они делали, весьма похоже на описание приёмов нечистоплотной конкуренции, скажу тебе так, внимательная Селестина. Пускай, что и весьма причудливым.

— Значит, они в любом случае преступники. А, как говорят, преступники часто возвращаются на места своих нечестивых дел. Учитывая их оснащённость и крайнюю дотошность в действиях, можно предположить, что это был не последний визит — явно сорванный. Можно попробовать прийти туда днём и понаблюдать за теми, кто крутится рядом.

— Разве тебя не опознают?

— Лица он не разглядел.

— «Он». Заключаю, что внимание ты собралась сконцентрировать на поисках одного.

— Моего преследователя, да. Его поведение к этому подталкивает.

— Но знаешь ли ты, кто «он»?

— Нет, его лицо я тоже не разглядела. Кажется, он и вовсе был в маске. Но рост и пропорции я запомнила.

— Между прочим, как он тебя догнал?

— Я не… Я не поняла, но слышала какие-то лязг и шипение за своей спиной, а потом — и его самого, бывшего уже на моём этаже, необычайно высокого и быстрого. Я пыталась выжать из пассов всё, что могла, но перемещалась за раз лишь на несколько метров, долбаные азимуты…

— Сладкоголосая Селестина…

— Простите, папá. Но он всё равно мог догнать меня ещё внутри. Помещение уже кончалось, мимо меня что-то просвистело и разбило окно, я в него выпрыгнула и приземлилась на тент, сползла в сторону и затаилась. Он меня потерял из виду. Так мне казалось. Я продвигалась к набережной, прячась в тенях. Луна уже скоро должна была выйти на минимально допустимый азимут. Я надеялась, что Сёриз увидит меня с той стороны, и поймёт, что надо удирать.

— Она застала финальную сцену этого авантюрного приключения, хоть и немногое разглядела с того берега.

— Ага. Было тихо и чисто, я прокралась через павильоны и киоски, не поняла, где там Сёриз, но осознала, что ждать всё равно нельзя, а ей опасность не угрожает — в крайнем случае, перемещусь прямо к ней, — и вдруг снова он. Должно быть, как-то заметил отблески флю-мируа, пока я вертела ис-диспозитиф и пыталась активировать… хоть что-нибудь. Только он схватил мою руку и собрался её вывернуть, как появился спасительный сигнал. В последней отчаянной попытке я наподдала своему ухажёру — не тащить же его за собой? Тот, казалось, отпрянул, но всё-таки продолжил борьбу и неуклюже свалил меня в воду… Вот только я до неё не долетела.

— Но оставила ему на прощание частичку себя.

— Да, папá Блез, такая уж у нас, молодых, романтика.

— И всё же, несмотря на пережитые злоключения, ты не считаешь, что он связан с апрельской трагедией.

— Спасибо, что не придали утверждению форму вопроса. Не считаю. Трио занималось какими-то своими мелкими, но вполне конкретными и материалистическими делами, а местоположение было на периферии очага флюграммы.

— Простое совпадение?

— Простое совпадение с неприятными последствиями. Уж если где мёдом намазано, туда и пчёлы, и мухи…

— Что ж, тогда оставим этих негодяев полиции, если соизволят попасться. У нас другие заботы.

— Но…

— Я помню, что ты хочешь найти его, однако устраивать засады и ссориться с русскими мы не будем.

— А если это другие русские? Нанялись в услужение кому-то другому?

— Наёмники промышленного шпионажа? Совсем не наша забота, моя чуткая Селестина. Могу послать весточку в генеральный комиссариат Выставки и на Орфевр, — но на том и всё.

— Как скажете, папá Блез, — покорно ответила она, не найдя место, куда направить взгляд. Посмотреть ему в лицо не посмела, признавая свою грубую оплошность. Уткнуться в грифельно-серые стены? Нет, чудаковато. В позолоченные — или и впрямь золотые? — египетского стиля элементы и предметы, без перебора и со вкусом расположенные то здесь, то там, добавлявшие благородства монотонности стен? Тоже нет: можно начать бесстыже глазеть. И уж явно не в неопределённого цвета потолок или черно-белый, вызывающий своим частым контрастом тошноту, шахматный пол, каковой только и объединяет кабинет папá Блеза и остальные залы… Который вдобавок пронизывала стеклянная, наполненная водой и уходящая глубже под землю пирамида, этот пугающий саркофаг прямо посреди… Ох, надо уходить.