Алессандро Надзари - MCM

Возвращение в гостиницу прошло под ожидаемую и благодаря этому совершенно спокойно выслушанную ругань хозяйки, оценившую кроткий нрав своих временных постояльцев, а потому в какой-то потуге на заботу напомнившую, как им дойти до своего номера. Энрико был галантен, как колибри перед цветком, когда, в знак признательности пытаясь чмокнуть даме ручку, завис над дланью, будто уснул, скоро клюнул её носом и шумно втянул воздух трубочкой губ, после чего выпрямился и зачем-то пожал и потряс руку — и был таков. Реакцию женщины определять не было времени, оставалось только поспевать за этим чудо-угодником. Якорем рухнув на мягкий ил кровати, Энрико сообщил, пока ещё помнил, возившемуся с дверным замком Мартину, стоявшему к нему спиной:

— А я, межпрочм, справился.

— С чем? С приступм тшноты или бтинками? В любом случае пздрвляю.

— О-ой, дура-ак… Звни. Справился об этьх твоих ненормальных.

— И что же?

— И то же! Или не то же? Крочь, успех! — Тут Мартин повернулся, благополучно разобравшись с вопросами безопасности.

— О!

— Ик-ага. Во французейшем смысле «au»! Золото! Ой, нет, пгоди, это ж в прдической, хе-хе, прдичскй таблице оно «Au», а у… ау-ау-а-а-у-у-у! А у… К-хах! А у французов ж нет «au», у них «eau», и никакое это не золото, а вода… А у нас есть вода? — Генри поплыл, пора было маякнуть утлому судёнышку его сознания.

— Так что там с ненормальным успехом? — Ладно, вышло преотвратно, но попытка не пытка.

— А, ну вот. Мы попадём на следующее собрание. Им, вродь как, пзарез нужны новые люди. Так мы и проникнем. Ещ… Ещ… Ещ-щ-щё одни сердобольные комки жира на кипящую за правое — нет, левое! — дело сковрду.

— Кипящую? Они что ж, прям такие анархисты-ревлюснеры?

— Анорхисты? С щво ты взял? Не-не, у них всь при себе! А то и большь, чем нужн.

— Расширяется предприятие, хи-хи, а?

— О да! Оказвается, полно желающих псмотреть на этот цирк ближе, чем из первого ряда.

— И мы туда же, — устраивался Мартин на своей койке, расплескав видимые в поднявшейся пыли калейдоскопики дивных сновидческих миров.

— И нас туда же.

— А, чтоб вас…

— Дорогая, помни о манерах!

Селестина куксилась из-за того, что теперь флю-транспортироваться могла лишь в сопровождении Сёриз, и, чтобы вновь обрести независимость, заново открывала для них обеих счастье пеших прогулок и поездок в общественном транспорте, отводя своей доброй, слишком доброй и рассудительной, подруге роль ведомой. Та и отыгралась: пришлось по обоюдному согласию и естественным причинам смотаться по флю-каналу к, как его игриво назвали, Le Petit Palais du Pipi неподалёку от настоящего Пти-Пале. «Всё-таки в этом отношении город ужасно непрогрессивный и маскулинный, расположенной к длительным прогулкам даме предлагается столь мало удобств!» А переход по флю-каналу для ведомой, то есть на сей раз Селестины, означал неизбежное головокружение, мигрень, комок к горлу, тошноту, холодный пот, слабость или всё вместе в зависимости от слаженности перемещающегося дуэта. Селестина проявила самообладание, так что узнать, что же из всех этих напастей выпало ей, для наблюдателя было невозможно. А выдержка сегодня была нужна, как никогда прежде — день обещал быть хлопотным.

То было двадцать восьмое мая. День всегда предсказуемый астрономически, но никогда — по последствиям. Ещё никогда не была экранирована столь огромная территория, ещё никогда на такой территории не собиралось так много людей — и это несмотря на понедельник. «Уж если где мёдом намазано…» И ещё никогда на такой территории с таким количеством народа не было такого объёма потоков, готовых забурлить и вскипеть.

Впрочем, первая половина дня выдалась на удивление спокойной. Не встречались ни помешанные, ни бесстыдные миноры, ни прочие подозрительные личности, даже в целом по городу, вроде бы, уровень преступности был ниже обычного. Но урбматерия не обманывала: она, как и полагается в подобный день, не была тиха и стабильна. Штабу пришлось поднимать весь резерв, однако не столько для ликвидации уже появившихся прорывов — их-то тоже было меньше ожидаемого, сколько для неминуемо последующих, компенсирующих утренний недостаток. Вот этим-то закладыванием будущего, обеспечивающим ситуации суммарную естественность , и пытались пресечь настороженность Селестины. Да что там: её в «выставочный» патруль-то сегодня сплавили, лишь бы сама во всём убедилась.

Что ж, напарницы, как и в прошлые разы, начали обход с воспроизведения маршрута Селестины той ночью. Снова сельскохозяйственное, котельное и уже транспортное оборудование, вновь смотрители Выставки и отлынивающие от лекций «латиняне» встретили странную парочку механоманок полным непонимания и удивления взглядом.

— Вы что, никогда не видели бициклисток и автомобилисток, чтобы так бесстыдно глазеть?

— А то как же? Еженощно в Cafe d'Harcourt!

— Да как вы… Да как ты, хамло, смеешь? Сейчас твоя щётка под носом мне сапоги чистить будет!

— Тише, тише, дорогая, идём отсюда. — И уже на достаточном расстоянии: — Что ты?

— Да ничего я! Я, я вообще ничто! Пустой звук! «Не беспокойся, всё в норме». «Редко, но бывает». Гр-р. Прости, милая.

— Давай-ка на воздух, здесь мы не узнаем ничего нового.

Они вышли на боковую улочку, примыкавшую к ограде и послужившую пристанищем дополнительных павильончиков, преимущественно подсобных, однако и на ней зачем-то предлагали оценить и резину, и баварское пиво — прямо по соседству. «Миноры встречаются даже тут».

— И вот здесь ты смогла спрятаться от тренированного мужика с грудой новейших штуковин? О, а стекло-то уже вставили. Любопытно, списали на жирного голубя или на отлетевшую от экспоната пружину?

— Я только сейчас вообще осознала, как далеко от тебя была. Будто одной секции тогда и не существовало. Вот этой, художественной. Сразу Дворец оптики, марео— и синеорама… небесная сфера и… О-о…

— Что, падение?

— Разве что моих интеллектуальных способностей. Я дура. Смотри, смотри, что рядом со сферой! Как я вообще могла это не только проглядеть, но и вовсе не учесть?

— О-о. Вокзал Марсова поля. Ладно, я тоже не лучше.

— Вот мы и нашли несколько соломинок. Уже в этом ты была права.

— А ты — в том, что это не всплеск. Кажется, что-то во всём этом мы понимаем. Да только папá больше утвердился в мысли, что никаких «включений» и «соломинок» не было. Задержанный экранированием отток.

— То есть его не смущает, что оно слилось куда-то не туда? Ты же потом указывала, что единой воронки вниз нет?

— Указывала, но если её не было видно на флюграмме, то это, чисто технически, означает, что периметр и впрямь сработал.

— Да, но вокзал? Неужто в штабе вот совсем не придали этому хоть какое-то значение?