Алессандро Надзари - MCM

— За какую часть? За то, что вспугнул вас? За то, что преследовал вас? За то, что мы боролись и получили по паре синяков? За то, что в развязке сей комедии вы одарили меня этой штукой, а сами сгинули в пучине речной, и я не знал, куда вернуть заполученное помимо своей воли в положенный нормами приличия срок? Чтобы я мог хоть за что-то попросить прощения, сначала нужно удостовериться, что адресую нижайшую просьбу об извинении верному собеседнику. Не испытываете в том потребности? Нет? Что ж, могу с уверенностью сказать, что хоть вы и не сразу признали меня, зато я неплохо запомнил ваши антропометрические данные.

— О, месьё знает, куда смотреть и… какое бесстыдство!

— Что вы там делали?

— Нет, что вы там такое делали? Допускаю, что Фор год или два назад ещё мог бы санкционировать подобную грандиозную авантюру, но разве что под личные гарантии и с избавлением кабинета от бремени ведения. Ах, только сейчас, кажется, начинаю понимать, сколь чудовищен был баланс давлений на него и изнутри и сколь нуждался он в умелом и осторожном их откачивании! Неверный расчёт и — la pompe funèbre [42] Здесь игра слов: и похоронное бюро, и смертельный насос (фр.) . …

— Послушайте, мадмуазель, — прервал офицер подзатянувшуюся паузу, уже готовую превратиться в немую сцену, а до того подёрнул усом и мотнул головой в непроизвольное подтверждение успешного перевода и осознания каламбура. — Это я вас поймал, так что ведущую роль в этой партии позвольте играть тоже мне.

— Вы? Ой, ещё скажите, что вели охоту.

— Только не считайте, будто я на вас зациклен. Так, между делом иногда обдумывал. Вот и результат — наша встреча. Неужели вы считаете её случайной?

— Нет, вы нас явно подкарауливали. Встретили утром, в своём воспалённом мозгу что-то прикинули, крались за нами и вот, добились своего. Маньяк!

— Можете не повышать голос. В этот час никто не услышит ваш крик, одно что вы завопите во все зурны, флейты и свирели высоко над нами.

— А, так мы всё ещё в Павильоне окраин?

— Для вас это был секрет? Я думал, вы с ходу способны проанализировать окружающее пространство.

— Ну, ума мне хватит, чтобы сообразить: нашатырным спиртом нас не будили раньше, чтобы допрос состоялся без случайных свидетелей. Итак, по вашему мнению, мы попали в хитроумную западню. Прошу, без стеснений поведайте, как вы всё устроили. Тогда я, возможно, восхищусь вашим гением и ничего от вас не утаю.

— События той ночи заставляли предположить, что у вас был какой-то особый интерес на Выставке…

— Вот только вас он совершенно не касался, как показали дальнейшие события, и вряд ли коснётся в будущем. Так что можете спокойно продолжать своё маленькое промышленное сафари.

— Уже что-то. Но хоть, как вы и говорите, мой интерес лежит вне области вашего интереса, — к чему мы ещё вернёмся для более предметного расспроса, — я предположил, что ваш никуда не исчез, и территория Экспозиции оставалась объектом вашего наблюдения. Вашего — и подобных вам. О, нет-нет, больше никто не был изловлен, меня интересовали только вы.

— Говорю же: маньяк. Но продолжайте, продолжайте, мне любопытна реализация вашего упорства.

— И поскольку вы продолжали присматривать за Выставкой, очевидным решением, хоть и пестовавшимся неделями, было как-то повлиять на неё, на целостность и сохранность её помещений и экспонатов — ровно с необходимым усилием.

— И что же вы сделали?

— А вам напомнить об ажиотаже вокруг павильона Соединённых Штатов?

— Вы признаётесь, что это вы учинили там погром и расхищение?

— Могу себе позволить подобную роскошь ради дамы; что-то мне подсказывает, что с заявлением в органы правопорядка или комиссариат Выставки вы не обратитесь. Если вы сможете как-то изогнуться и обернуться назад, то увидите горку холщовой ткани, а под ней, будь способны приподнять её, — всё то, что какое-то время спустя будет возвращено нашим союзникам. Небольшая жертва, если подумать, какая рыба попалась на блесну. Вернее, на неполноценность блесны.

— Вы, — рвала она смехом палатализированные звуки, — вы правда думаете, что я пришла туда поэтому? Как-то проведала, что расхищен павильон, и помчалась узнавать детали? А-а-а вы меня подкарауливали в толпе и затянули ту шарманку, чтобы увидеть реакцию? О-хо-хо! Знаете, я передумала: не будет вам откровений.

— И, похоже, есть хорошая новость для Анри, — откашливался, информируя о своём присутствии в мире сознательном, очнувшийся Мартин.

— Мы ещё не всё обсудили с дамой, так что…

— И вам безынтересно, про кого речь? — выпалила Селестина, предупредив очередное выпадение союзника из реальности.

— Про автора упомянутых утром заметок о молодёжных бандах, разумеется. А у вашего спутника хорошая память. Или что же, ваш друг — он и есть? Ах, ведь были подозрения. При других обстоятельствах я бы просил об автографе или даже встрече.

— А что мешает конвертировать одни обстоятельства во вторые?

— Это не вполне переговоры, мы не нуждаемся в дипломатическом посреднике.

— Но я уже включился в разговор, придётся это учесть. Хоть я уже и успел понять, что какая-то часть тем касается вас двоих, а какая-то — уже всех троих. И всё же я надеюсь на мирное разрешение конфликта.

— Однако было бы честно, если бы вы по-джентльменски не подслушивали, но этого избежать невозможно.

— Не подменяйте честность, порождённую скудоумием и леностью к манёврам, честностью морального выбора.

— Слишком вы дерзки для дипломата и вашего положения.

— Эту роль через её отрицание мне нарекли вы, разве нет? Пожалуйте, продолжайте. Полагаю, мне стоит это услышать, поскольку наверняка прольёт свет на то, каким образом втянут ещё и я. Что-то же подвигло вас схватить обоих, а не дожидаться, когда мы разделимся.

— «Прольёт свет»? Как интересно. Возможно, нам стоит перейти сразу к трёхстороннему этапу. Его итоги, мне кажется, поспособствуют признанию вашей спутницы…

— Которого я уже не услышу, поскольку вновь столкнусь, по ощущениям, не меньше, чем с «Летучим голландцем». Но кто знает, возможно, меня и до того уже пьянила и унесла с собой в дрейф «Мария Целеста», и это лишь неминуемое продолжение приключения.

— О, это так мило, — сложила губки, уподобив их пухлой волне, которую сей же момент разобьёт острие носа, — вот только некстати.

— «Некстати», берусь судить, для нашего дознавателя побочный результат его инициативы: свидетельство, — забреди кто в эту каморку, — что русские поступились важным для Выставок техническим прочтением принципа, э-э, лесе-фэр [43] Принцип невмешательства государства в экономику (искаж. фр.) . .

— О, и в большей степени, чем вы думаете. Но, простите, вы сказали «Люцифер»?