Иван Забелин - История города Москвы. От Юрия Долгорукого до Петра I

Поздние летописцы к этому присовокупляют: «Такоже и посады в ней (в Москве) украсив и слободы, и всем утверди» [52] Описание Рукоп. Сборников Имп. Публ. Библ., Бычкова I, 154. .

При постройке Нового дворца и его отдельных апартаментов со стороны речки Неглинной были найдены остатки упомянутых дубовых стен, состоявшие из больших дубовых дерев, толщиною в отрубе почти в аршин, наполовину уже истлевших и лежавших в земле на протяжении более семи сажень (22 арш.) и в расстоянии от стены Кремля на три слишком сажени [53] Описание Нового Императорского дворца в Кремле Московском, А. Вельтман. М., 1851 г., с. V. .

Какое пространство занимал этот дубовый Кремник, на это мы не встретили свидетельств ни в летописях, ни в других письменных памятниках. Но по некоторым указаниям можем с вероятностью предполагать, что его предельная линия с восточной стороны на ровной площади доходила до Малого (Николаевского) дворца с включением местности самого дворца и Чудова монастыря. При обновлении дворца в 1874 году на его дворе, по направлению к его воротам, под слоями жилого мусора материк оказывался на глубине от 9 и до 13 арш., что явно свидетельствовало, что здесь в древнее время проходил глубокий ров, направлявшийся к Москве-реке под гору на Подол вблизи существующей церкви Константина и Елены, где на Подоле и в XVII ст. пролегала особая улица между старинными боярскими дворами и стоявшими там церквами. В то время одна из этих церквей во имя Рождества Богородицы обозначалась что на Трубе, след. стояла как можно полагать над древним рвом, который потом был обделан трубою для стока с площади весенних и дождевых вод. Эта труба проходила и под Кремлевскою стеною к Москве-реке.

С западной, то есть с С. З. стороны, по течению Неглинной, межа дубового города оканчивалась у грота в Александровском саду или с внутренней стороны у главных ворот Арсенала, против улицы Никитской. Именно эта Никитская улица, не имеющая теперь своего продолжения в Кремль, должна указывать, что некогда она служила большою дорогою от Волока-Ламского, откуда шел торговый путь из Новгорода к древнему Москворецкому торговому пристанищу, в первое время существовавшему еще на Подоле самого Кремля, почему и дорога пролегала возле восточной стены Кремника.

С южной стороны по течению Москвы-реки дубовый город оканчивал свою межу над упомянутым рвом или трубою XVII ст., против которых направлялась из Замоскворечья также некогда большая дорога Ордынская, превратившаяся в улицу Большую Ордынку. Эта дорога подходила к берегу реки прямо против низменной подольной части Кремля, где стоит церковь Константина и Елены и где, как упомянуто, существовало древнейшее торговое пристанище Москвы, передвинувшееся впоследствии к теперешнему Москворецкому мосту.

Со стороны теперешних Никольских ворот или от С. Востока стена дубового Кремника направлялась через Арсенал к Чудову монастырю и Малому дворцу, где, как упомянуто, открыты были следы древнего рва. Предположительно таков был объем дубового города Москвы.

Иван Калита в течение своего не особенно долговременного княжения настолько успел устроить город Москву в ее строительных частях, что его наследникам оставалось продолжать его дело уже только с художественной стороны, как это и было выполнено его сыном Симеоном Гордым. По-видимому, последний пожар, истребившей не то 18, не то 28 церквей, не распространился на новые каменные храмы, или же не повредил их значительно, потому что на другой же год (1344) эти каменные храмы не только были обновлены, но их стали украшать и стенописанием.

Иконописному художеству в Москве начало мог положить еще митрополит Петр, сам хорошо знавший это художество и оставивший в Успенском соборе икону Богоматери своего письма, именуемую Петровскою, которая, как великая святыня Москвы, в ознаменование святой охраны, всегда выносилась в крестных ходах вокруг города.

Но главным насадителем иконописного художества в Москве был преемник св. Петра, митрополит Феогност. При нем, несомненно по его призыву, появились в Москве Греческие иконописцы, которые своим мастерством и основали в Москве знаменитую впоследствии школу этого художества, послужившую образцом даже и для последующих веков. Греческие мастера в 1344 г. украсили стенописью, подписали митрополичью соборную церковь Успения, окончив работу в одно лето. А вел. князь Симеон Иван тоже повелел расписать у своего двора церковь Архангела Михаила, несомненно в память своего отца, в ней погребенного. Этот храм расписывали Русские иконники, старейшинами и начальниками у которых были Захарий, Деонисий, Иосиф и Николай. В то лето эти мастера не успели докончить стенописания, «и половины не подписаша», по случаю обширности храма и мелкого письма.

В следующем 1345 г. и вел. княгиня Анастасия (Августа, Литовка), супруга вел. князя Симеона, также пожелала украсить стенописью монастырскую церковь Спаса на Бору, где в тот год по кончине своей и была погребена. И здесь работали Русские же мастера, у которых старейшинами были Гойтан [54] Гойтан почему-то назван Карамзиным (IV, 172) иностранцем. К этому г. Иловайский (II, 39) прибавил, что «судя по имени, едва ли не был этот Гойтан выходцем из юго-западной Руси, может быть, привезенный или вызванный оттуда первою супругою Симеона Литовско-Русскою княжною. И самый Петр митрополит, родом Волынец, искусный в иконном письме, покровительствовал развитию этого искусства в Москве и призыву мастеров из юго-западной Руси». Карамзину, по-видимому, имя Гойтан показалось иностранным, а оно давнее Русское слово, означающее снурок, на котором носили кресты-тельники, стало быть, это было только простое прозвище иконописца. По назначению и усердно супруги Симеона он расписывал церковь Спаса в качестве старейшины, при чем назван учеником Греков, а главное Русским родом (Ник. III, 181. Кар. IV, пр. 372). , Семен и Иван, ученики Греков, как обозначил их летописец.

Затем было приступлено к стенописанию и в церкви Иоанна Лествичника. Работы во всех этих церквах были окончены уже в 1346 г.

Но зарождавшаяся Москва водворила у себя не одно иконописное художество, она завела у себя и колокольное литье. В этом 1346 г. вел. князь Симеон с братьями Иваном и Андреем, значит на общий братский счет, слили три колокола больших и два меньших. Лил их мастер Борис Римлянин, который еще в 1342 г. уже слил колокол великий (вседневный) в Новгороде к св. Софии по повелению владыки Новгородского Василия, призвавшего для этого дела мастеров из Москвы и во главе их упомянутого Бориса, человека добра (по мастерству), замечаеть летописец. Русское имя Борис обнаруживает, что Римлянин был уже православным.