Василий Аузан - Стимулы, парадоксы, провалы. Город глазами экономистов (сборник)

Но если мы посмотрим, например, на концентрацию офисов и плотность рабочих мест в Москве, то увидим классический убывающий к окраинам градиент. Это объясняется тем, что в столице рынок аренды офисной недвижимости гораздо более гибкий, чем строительства жилья. То есть рабочих мест в центре у нас больше, чем на окраинах. И на работу люди едут с окраины в центр. Из-за этого образуются огромные транспортные потоки – и пробки.

Похожая ситуация отмечается в Мехико. Хотя Мексика – страна с рыночной экономикой, рынок земли там жестко зарегулирован и свободно городские участки почти не продаются. Поэтому жилья в Мехико не хватает, бедные люди селятся на периферии, что тоже порождает многочисленные транспортные проблемы. Еще один пример того же рода – Бразилиа. Там тоже нет убывающего градиента плотности населения при удалении от центра к окраинам. Но Бразилиа – особый случай: происходящее там – следствие работы архитекторов, которые планировали город, не учитывая рыночных агентов.

Итак, в центре типичного города, в котором действуют силы рынка, квартиры небольшие, и живут в них люди если не с самым низким, то со средним достатком: молодые специалисты, студенты, служащие. А богатые граждане ездят в центр только на работу.

Впрочем, реальные города не всегда живут по этому правилу – известны случаи, когда в центре богатые кварталы соседствуют с районами компактного проживания бедноты. Пример тому – Гарлем, который еще несколько десятилетий назад представлял собой настоящее гетто. Этот район находится в Верхнем Манхэттене, и буквально через улицу от него находится престижный Колумбийский университет, а рядом с ним – дорогое жилье.

Исторически Гарлем населяли афроамериканцы и бедняки, оказавшиеся на обочине жизни. Компании туда не стремились, платежеспособного спроса на недвижимость не было, как и источников достойного дохода для местных. Произошла сегрегация населения: бедные и богатые стали жить раздельно.

В городе люди сообща пользуются общественными благами и так же вместе финансируют их. Но представление людей о необходимом наборе этих благ зависит от их доходов. Богатые хотели бы жить в окружении ухоженных парков, водить детей в хорошие школы, ездить по идеальным дорогам – и они готовы за это платить. Бедным же не до красоты, из самых необходимых благ они выбрали бы минимальный общественный порядок. Денег на парки у них нет. Поэтому если общественные блага в городе оплачиваются населением за счет местных налогов, то богатые будут стремиться в районы, где живут люди со схожими возможностями и предпочтениями.

В США школы финансируются за счет местных налогов. А значит, в бедном районе школа будет плохой по определению. У нее не будет денег на квалифицированных преподавателей и хорошие учебники. Люди, которые хотят дать детям приличное образование, создав семью, уезжают из таких кварталов. В гетто остаются семьи бедные и неблагополучные. В США эту проблему иногда пытаются решить на региональном уровне. В частности, некоторые штаты перераспределяют средства на нужды образования из своего бюджета. Принимались и другие меры. Например, родителям детей из неблагополучных районов разрешали создавать собственные школы, чтобы можно было изъять детей из системы государственного образования. Но это лишь усиливало сегрегацию.

В странах бывшего социалистического лагеря другие проблемы внутригородской структуры, и часто они порождались самой системой планирования. Весьма характерная – наша система микрорайонов. Микрорайоны – не советское изобретение, они есть во многих городах и странах. Но главное для географии города – транспортная связность. Например, в Барселоне, которая считается ярким примером удачной урбанистики, маленькие кварталы пронизаны плотной сеткой дорог. В Москве же дороги идут по границам микрорайонов и их внутренних пространств не затрагивают. Концепция микрорайонов хороша для окраин, но в Москве окраины становились центром по мере разрастания города. И теперь жители новых окраин едут на работу через микрорайоны среднего пояса города. Изначально дорожная сеть не была на это рассчитана. Москвичи вынуждены объезжать микрорайоны по основным – и малочисленным – транспортным артериям, на которых мгновенно возникают пробки.

Рисунок 3

Насыщенность городов улично-дорожными сетями, % от общей площади города

A Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Сидней (35 %)

Б Париж, Лондон, Мюнхен (20–25 %)

B Сингапур, Гонконг (10–12 %)

Г Москва (8,4 %)

Источник: «Протяженность дорог в Москве в 4 раза ниже, чем в Нью-Йорке», «Известия», 12 августа 2009 г.

Вместе с тем у советской системы были и свои плюсы. Рынка жилья как такового в СССР не существовало, и люди жили там, где они получали квартиру от государства. Поэтому до сих пор в одном подъезде соседствуют люди разных социальных страт, разного уровня образования и доходов. У нас не было и нет до сих пор строгого разделения на престижные и непрестижные районы. Если мы сравним доходы населения всех 125 муниципалитетов Москвы, то окажется, что у жителей центральных районов, например Арбата, они всего в два раза выше, чем у жителей Капотни. Для сравнения: в Нью-Йорке доходы обитателей Верхнего Ист-Сайда, одного из самых дорогих и престижных жилых районов Нью-Йорка, отличаются от доходов жителей Гарлема в десятки раз. То есть в Москве социальная сегрегация довольно слабая.

И это очень хорошо для бедного населения столицы: нет условий для образования гетто. Гетто опасны не только низким качеством жизни и социальных благ. Важнее, что там в атмосфере упадка компактно живут люди асоциального типа. Дети, растущие в гетто, не видят среди окружающих тех, кто преуспел бы в жизни: вокруг только бедность, вандализм и преступность. Они с младых ногтей впитывают криминальную культуру, которая передается из поколения в поколение, и шансов вырваться из этого порочного круга у них очень мало. Социальные лифты для жителей таких районов закрыты.

Когда сегрегации нет, социальная ситуация намного лучше. Главное даже не то, что богатые соседи субсидируют общественные блага для соседей бедных. Формируется более здоровая социальная среда. Если у ребенка родители – пьяницы, а соседи – ученые, то у него перед глазами есть хотя бы положительный пример иной, благополучной судьбы и появляется надежда, что он будет учиться, работать, стремиться к лучшей жизни. На этой же мысли основана теория разбитых окон. Человек, который изо дня в день видит разбитые окна, привыкает к этому зрелищу, воспринимает его как норму. И вот ему уже и самому не кажется зазорным разбить окно. Так начинается и поддерживается разруха. Но когда человек идет по чистой улице, ему неловко бросить окурок или бумажку. И в районах со смешанной социальной структурой, как оказывается, людей, которые будут мусорить, невзирая ни на что, очень мало. Большинство будет соблюдать правила, и улицы станут чистыми. Более того, такая культура будет закрепляться в обществе.