Томас Левенсон - Ньютон и фальшивомонетчик

В течение следующих нескольких месяцев Ньютон продолжал свою охоту. Чтобы решить все проблемы с юрисдикцией, он добился того, что его назначили мировым судьей в семи округах в окрестностях Лондона. Теперь он мог посылать своих людей по следу фальшивомонетчиков всюду, куда указывали улики. Агент из лондонского пригорода Ислингтон отправился к прежнему месту проживания Ньютона, в Кембриджшир. Там, изображая из себя фальшивомонетчика, сбежавшего из столицы, он проник в полностью оборудованную мастерскую для чеканки, снабженную печью, прокатным станком и копией "секретных" станков для гуртовки из Монетного двора.

Эти расследования стоили дорого. Братья Бенджамин и Чарльз Мэрис, которые выполняли задания Ньютона в Вустершире и Шропшире в конце 1696 года, предъявили ему счет на 44 фунта 2 шиллинга, куда входили заработная плата, расходы и подкуп осведомителей. Боденхем Рус, также известный как Бенджамин Реусс, отмеченный в документах суда как вышивальщик, живущий на Боу-стрит, фактически зарабатывал на жизнь как ловец воров. Между 1693 и 1695 годами благодаря ему и его партнеру были предъявлены обвинения двадцати двум проституткам и более чем дюжине владельцев борделей. Но его карьера по-настоящему пошла в гору, когда он поступил на службу к смотрителю Монетного двора. Ньютон явно доверял ему — он поручил Русу провести несколько арестов, а затем заплатил ему 34 фунта, чтобы тот выследил фальшивомонетчиков, орудовавших на западе города. От этого сотрудничества выиграли оба. [292]Ньютон смог предать суду нескольких фальшивомонетчиков, основываясь на разысканиях своего человека, а Рус к 1701 году скопил столько денег от своих выплат и наград, что сумел купить должность главного тюремщика в Ньюгейте и достиг таким образом самой вершины в системе более или менее законного грабежа, превращавшей тюремщиков в богачей. Ньютон подсчитал, что на преследование фальшивомонетчиков с 1696 по 1699 год было потрачено в общей сложности 626 фунтов 5 шиллингов 9 пенсов [293]— значительно больше его годовой зарплаты. Этого с лихвой хватало, чтобы частное подразделение, подотчетное только Ньютону, было готово броситься на всякого, кого он укажет.

Неизбежно случалось так, что некоторые агенты не оправдывали доверия. К 1697 году оба брата Мэриса закончили свой путь по ту сторону засовов Ньюгейта: один попался на контрабанде, другой — на подделке монет. Другие были еще хуже. Хоптон Хейнс, беззаветно преданный своему покровителю, признал, что агенты, которых Ньютон принял на работу, "находятся под сильным подозрением в возмутительной продажности". [294]Таким был Сэмюель Уилсон, который сообщил Ньютону, что продал "пару штампов для изготовления гуртованных шиллингов" за пять фунтов. Ньютон выдал своему осведомителю ордер на арест покупателя — и Уилсон воспринял этот документ как подарок, "отличный способ заработать". В течение полутора лет он шантажировал своих жертв этим ордером, [295]прежде чем выдали его самого.

Среди агентов Ньютона был и Джон Гиббонс, наводивший ужас привратник Уайтхолла, который к тому моменту успел стать одним из наиболее ценных знакомых Уильяма Чалонера. Представители власти в Лондоне, и Ньютон среди них, годами использовали Гиббонса как ловца воров, на которого были возложены задачи, позднее ставшие основой работы полиции: он руководил осведомителями, обыскивал подозрительные помещения, выполнял ордера на арест. Пользуясь своими полномочиями, Гиббонс организовал прибыльный побочный бизнес. Он действительно арестовывал тех, кто не приносил ему прибыли, и присваивал любую мзду, которую мог вытребовать за свои подвиги, но крышевание давало ему намного больше.

Ньютон в конечном счете признал, что его человек зашел слишком далеко. Он обратил внимание на эту проблему весной 1698 года. Один за другим свидетели рассказывали ему, какой ужас Гиббонс наводил на фальшивомонетчиков. Один осведомитель сказал Ньютону, что выплата Гиббонсу "определенной платы ежеквартально и ежегодно" была фактом жизни и частью расходов любого лондонского фальшивомонетчика. Мэри Таунсенд, в прошлом — любовница Гиббонса, свидетельствовала, что он занимался крышеванием по крайней мере шесть лет, а схваченный фальшивомонетчик по имени Эдвард Айв (иначе — Айви) подтвердил, что вымогательство вовсю продолжается: "Гиббонс сообщается с весьма многими обрезчиками и фальшивомонетчиками; он получал от них некоторые суммы денег как плату за попустительство в отношении них, а также ходатайствовал за любого из них, если их задерживали". Стандартная цена Гиббонса, по-видимому, составляла пятьдесят фунтов, хотя он иногда предлагал альтернативные варианты и не всегда (или не только) требовал наличные деньги. Элизабет Бонд рассказала Ньютону, что видела, как Гиббонс увлек госпожу Джексон в "соседнюю небольшую комнату с кроватью", и, когда они вернулись, "у госпожи Джексон дрожали руки и рот, и она выглядела бледной". Возможно, Джексон просто была напугана, но подчеркнутое упоминание о кровати предполагает нечто большее, и намек на сексуальные домогательства [296]появляется в показаниях других свидетелей. На пике своей карьеры Гиббонс получал деньги от большинства (если не от всех) фальшивомонетчиков, привлекавших внимание властей, среди прочих — и от Уильяма Чалонера, который, как хвастался Гиббонс, "разыскивался за подделку гиней и пистолей", [297]но находился в "достаточной безопасности, которую ему обеспечивал" Гиббонс.

Ньютон не участвовал в излишествах своих агентов и не поощрял их, но тогда, как и сейчас, при попытке взять под контроль любой высокоприбыльный незаконный бизнес неизбежно возникала коррупция. Тот факт, что приходилось прибегать к услугам воров, вымогателей и самих фальшивомонетчиков, для Ньютона не имел большого значения. Частично проблема решалась сама собой: худшие из его людей доходили в своих злоупотреблениях до той точки, когда Ньютон мог применить к ним соответствующие меры, — и в то же время эти головорезы приносили пользу. К началу 1697 года сеть осведомителей, тайных агентов и уличных громил превратила Ньютона в самого действенного следователя, какого когда-либо видел Лондон.

При необходимости Ньютон и сам охотно подключался к делу. В октябре 1699 года он представил новый счет казначейству. Он просил 120 фунтов, чтобы покрыть "различные мелкие расходы на наем кареты, траты в тавернах, тюрьмах и прочих местах". [298]Он потратил эту сумму на свои вылазки в Лондон, во время которых он покупал напитки для осведомителей, подмазывал сообщников — словом, нырял в вязкое болото преступного мира столицы настолько глубоко, насколько было необходимо.

Его не страшила и более жестокая сторона работы. Он лично допрашивал тех, кого задерживал он и его люди, при необходимости прямо в тюремной камере или в особых тесных комнатах на Монетном дворе, если была такая возможность. Как правило, Ньютон задавал вопросы и делал заметки, в то время как клерк записывал свидетельские показания для подписи после завершения допроса. Большая часть этих документов исчезла при довольно подозрительных обстоятельствах. Джон Кондуитт, муж племянницы Ньютона и его преемник на Монетном дворе, писал, что помог Ньютону сжечь "коробки, полные сведений, [299]записанных его собственной рукой".