Томас Левенсон - Ньютон и фальшивомонетчик

Ньютон взял множество подобных показаний, сосредоточившись поначалу на количестве, а не на качестве.

Большинство сведений, которые он собрал в течение весны и лета 1698 года, оказались слухами. Многочисленные показания превратились в списки всех фальшивомонетчиков и преступников, которых свидетели могли вспомнить. Кто-то упоминал Чалонера, кто-то нет, но из деталей складывалась полная картина мира подпольной чеканки Лондона. Ньютон собирал имена и отмечал связи, целую сеть преступных связей, в пределах которой должен был располагаться и сам Чалонер.

Со временем те, чьи имена были названы, начинали давать и свои собственные показания — это означало, что они пребывали, к удовлетворению Ньютона, в Ньюгейте или какой-либо другой тюрьме. [357]Свидетелей становилось все больше и больше — то был настоящий эшафот из показаний, на котором Ньютон планировал повесить Уильяма Чалонера.

К январю 1699 года Ньютон почти все свое рабочее время проводил на Монетном дворе, допрашивая свидетелей, чьи показания должны были лечь в основу судебного процесса. К февралю он погрузился в это дело целиком и полностью — однажды он провел за допросами десять дней подряд. Записи сохранились далеко не полностью, но более ста сорока [358]сохранившихся передают суть этой процедуры.

Форма допроса почти всегда была одинаковой. Большинство начиналось с идентификации свидетеля, обычно по занятию или профессии и округу, хотя некоторые женщины были идентифицированы просто как жены или компаньонки других опрашиваемых. Вопросы Ньютона не сохранились, но его подход, по-видимому, был более или менее хронологическим: когда свидетель встретился с Чалонером, каким преступлениям он или она были свидетелями (или слышали о них), в каком порядке. Все свидетели, зачастую подолгу, рассказывали истории о преступлениях большей части прошедшего десятилетия — все, что могли вспомнить, а возможно, и придумать, чтобы удовлетворить чудовищно настойчивого человека, который цеплялся к каждому слову. Когда Ньютон заканчивал, он диктовал клерку резюме того, что услышал. Ньютон или клерк читали протокол допроса вслух каждому свидетелю, который мог что-то добавить или изменить. Когда все были удовлетворены, Ньютон и свидетель подписывали этот документ, [359]и клерк делал чистовой экземпляр, который приобщался к отчетам Монетного двора.

Со временем Ньютон обнаружил, что самые ценные наводки нередко дают жены или любовницы партнеров Чалонера, которых он предал. Элизабет Айв, идентифицированная только как "вдова" — по-видимому, Эдварда, — сказала, что ей известно, что Чалонер делал фальшивые монеты в самом начале своей карьеры. Еще важнее было, что такие же показания дала Кэтрин Коффи, жена Патрика Коффи, ювелира, который преподавал Чалонеру основы чеканки в начале его пути.

Такого рода свидетельства охотно выслушивал суд присяжных — показания очевидцев того, как совершалось преступление. Кэтрин Коффи поклялась, что "около семи или восьми лет назад [360]она часто видела, как Уильям Чалонер, ныне заключенный в Ньюгейте, подделывает французские пистоли при помощи штампов и молотка в Оут-лейн, возле Ноубл-стрит, на третьем этаже". Кэтрин Мэттьюс, жена Томаса Картера, подтверждала рассказы мужа, выказывая удивительную память на детали. По ее словам, она видела собственными глазами, как Чалонер золотил фальшивые гинеи "в комнатах, которые она наняла для него у г-на Кларкса позади Вестминстерского аббатства". Более того, она держала эти монеты в руках, "около десяти из подделанных Чалонером гиней, [361]и дала ему по восемь шиллингов за каждую".

Ряд свидетелей становился все длиннее, а с ним и список доказательств преступлений. Хамфри Хэнвелл сообщил некоторые подробности истории с подделкой пистолей: Чалонер ковал их из серебра, с тем чтобы эти монеты впоследствии были позолочены Коффи и "неким Хичкоком". На этом Хэнвелл не остановился и добавил, что в конце 1680-х видел, как Чалонер обрезает монеты, и что вскоре после этого Чалонер показал ему штампы для изготовления шиллингов "и штампы для гинеи или полукроны, [362]точно он уже не помнит".

Последнее, возможно, было выдумкой или, скорее, отчаянной попыткой понравиться следователю. Если бы на Хэнвелла надавили, он, вероятно, связал бы Чалонера с восстанием Монмута, Пороховым заговором и, возможно, даже с лучником, который попал в глаз саксонскому королю Харальду. Со своей стороны, Ньютон был уже достаточно опытен, чтобы не верить всему, что ему говорили. В его итоговом досье расследования, документе, названном "Дело Чалонера", [363]он подчеркнул связь Коффи — Чалонер и изготовление пистолей как первое преступление по подделке, за которое должен отвечать его заключенный, не удостоив вниманием более дикие утверждения Хэнвелла.

Затем Ньютон принялся за главного свидетеля самых свежих преступлений Чалонера. В январе Томас Картер признался Ньютону, что, в то время как он занимался схемой солодовой лотереи, торговец металлом Джон Эббот сговорился с Чалонером сделать шиллинги из оловянной посуды — лучшего качества, чем те, что не прошли проверку в июне. Две недели спустя Ньютон доставил Эббота в Тауэр, и тот выложил все, что знал: Чалонер показал ему набор штампов для чеканки, купил у него серебро, чтобы делать из него фальшивые гинеи, а еще однажды похвастался, что они с зятем изготовили шестьсот фунтов фальшивых полукрон [364]всего за девять недель.

Дело двигалось: Элизабет Холлоуэй наконец рассказала всю запутанную историю поездки своей семьи в Шотландию, которая позволила Чалонеру избежать первого судебного процесса. Чалонер и тут был верен себе — он обманул ее мужа, выплатив ему дюжину фунтов вместо обещанных двадцати. (По словам Элизабет, морской капитан, нанятый, чтобы перевезти детей Холлоуэев на север, также получил только три фунта из оговоренной платы в три фунта одиннадцать шиллингов).

Ньютон не ослаблял напора — он подшивал к делу любые данные, почти без разбора. Сесилию Лабри, ожидавшую казни в Ньюгейте, друг убедил "спасти себя своим признанием" — то есть выдачей не только своих, но и чужих преступлений. Так, "для того чтобы сделать ее признание более впечатляющим", ее друг сказал ей, что у Чалонера и его сообщника "был пресс для чеканки в Чизвике" [365]и что они "намеревались вместе изготавливать там гинеи". Лабри последовала совету и рассказала об этом Ньютону. Это ее не спасло — позже, в 1699 году, она была приговорена к смертной казни, — но Ньютон добавил еще одно свидетельство к множеству подобных.

Его подход начинал принимать очертания. Отдельные подробности, о которых сообщал тот или иной свидетель, были не столь важны. Главное — целая армия мужчин и женщин была готова подтвердить: они видели слышали, что Чалонер изготавливал шиллингиполукроны/кроны пистоли/гинеи, — а возможно, и помогали ему — семь лет, пять, три года назад или прошлым летом. Ньютон хотел убедиться в том, что это произведет такое впечатление на присяжных, что детали уже не будут иметь значения.