Томас Левенсон - Ньютон и фальшивомонетчик

Но, даже если ему и было о чем жалеть, друзья вспоминали, что в последние годы он смягчился и был в целом гораздо больше доволен жизнью, чем тот непримиримый интеллектуальный борец, каким он был прежде. Несмотря на богатство, он жил умеренно: [432]хлеб с маслом на завтрак, вино обычно только в обед. По словам племянницы, он ненавидел жестокость по отношению к животным. Он был приветлив к старым друзьям и, хотя долгие годы слыл надменным и замкнутым, стал чем-то вроде pater familias в своей большой семье. Он был свидетелем на свадьбах, где "он по этому случаю откладывал в сторону силу тяжести и был свободным, приятным и раскованным". Еще лучше, с точки зрения семьи, было то, что "он делал женщинам подарок [433]в сто фунтов, а мужчинам помогал наладить торговлю и собственное дело".

По мере того как Ньютон приближался к восьмому десятку, темп его общественной жизни замедлялся. Он больше не проявлял деятельного интереса к Королевскому обществу, [434]и некоторые из его комментариев, сделанных на заседаниях, выдают человека, скорее погруженного в воспоминания, чем захваченного текущими интеллектуальными проблемами. Монетный двор обходился по большей части без его вмешательства, и в конце концов он передал управление им мужу своей племянницы, Джону Кондуитту, который сменил его на посту мастера. С 1722 года его здоровье начало ухудшаться. Подагры и тяжелой болезни дыхательных путей было достаточно, чтобы убедить его поехать в 1725 году в Кенсингтон, который, как тогда считалось, находился "неподалеку за городом", [435]где лучше дышалось, чем в лондонской духоте. В течение того и следующего года он продолжал читать, писать и размышлять, но его исследования были по-прежнему сосредоточены почти исключительно на библейской истории.

В феврале 1727 года к нему приехал посетитель. [436]Он обнаружил, что Ньютон готовит к печати свою "Хронологию древних царств". Старик развлекал своего гостя, читая рукопись до обеда. Через несколько дней Ньютон побывал на собрании Королевского общества. На следующий день у него начались мучительные боли в животе, причиной которых был признан камень в желчном пузыре. Болезнь длилась [437]почти две недели, а затем ему ненадолго показалось, что худшие страдания позади. Этот намек на выздоровление был иллюзией. Ньютон потерял сознание 19 марта и умер утром 20-го. В свои последние часы Исаак Ньютон отказался принять причастие англиканской церкви.

Перед смертью Ньютон предложил собственную версию эпитафии. В свой, возможно, самый знаменитый момент саморефлексии он написал:

Не знаю, чем я могу казаться миру, но сам себе я кажусь только мальчиком, [438]играющим на морском берегу, развлекающимся тем, что время от времени отыскиваю камешек более цветистый, чем обыкновенно, или красивую раковину, в то время как великий океан истины расстилается передо мной неисследованным ( Цит., с необходимыми изменениями, по: Вавилов С. И. Исаак Ньютон. 2 -е изд. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1945).

Те, кто знал его, рассудили иначе. В 1730 году Джон Кондуитт рассматривал проект памятника Ньютону в Вестминстерском аббатстве. Он получил письмо от человека, который некогда занимал мысли Ньютона так сильно, как никто другой. Никола Фацио де Дюйе помнил времена, когда появились "Начала" — как пророчество, как откровение. Поэтому он предложил такой текст для надписи на мемориале: " Nam hominem eum fuisse , si dubites , hocce testatur marmor ". Эту фразу можно перевести так: "Если вы сомневаетесь, [439]что был такой человек, пусть этот памятник будет тому свидетельством".

Создание этой книги зависело от доброго отношения — и не только — множества людей. Троих из них можно назвать первыми среди равных: моих редакторов Ребекку Солтон (издательство Houghton Mifflin Harcourt ), Нила Белтона ( Faber и Faber ) и моего агента Терезу Парк. Я никогда не получал лучшего подарка, чем время, которое Бекки и Нил уделяли внимательной критике моей работы. Причастность Терезы к этой книге простирается и на предысторию ее создания, а ее доброе и настойчивое руководство было неоценимым все время, что я работал над рукописью. Я приношу свою благодарность также Дианне Эрми, которая помогла подготовить книгу к публикации.

Я должен также поблагодарить Энн Харрис из Bantam House , редактора моей предыдущей книги, "Эйнштейн в Берлине", расширившую необычайные познания в искусстве письма, которые она дала мне в процессе работы над той книгой, идеями, которые вошли в эту книгу. У каждого автора должен быть такой щедрый собеседник.

Этьен Бенсон — теперь доктор Бенсон, а тогда аспирант в Массачусетском технологическом институте — был неоценимым научным ассистентом, умным, быстрым и проницательным. Я благодарю также Ларри Купера из Houghton , который редактировал рукопись и строго, и гуманно; читатели этой книги, возможно, не подозревают, что должны быть ему благодарны, но это именно так. Помощник Бекки Томас Боумен оказал огромную помощь в редактировании книги, и только те, кто занимался этим сам, знают, скольким я обязан ему за его героический труд по превращению моих набросков в пригодный для печати материал.

Я также очень благодарен за помощь сообществу ученых, занимающихся Ньютоном, баснословно образованных людей, оказавших такой радушный прием вновь прибывшему, какой мне редко приходилось видеть. У Саймона Шеффера из Кембриджского университета есть глобальная сеть из студентов и коллег, которые столько приобрели благодаря его кажущейся неистощимой способности проникновения в суть работ и эпоху Ньютона; я лишь один из многих, кто должен благодарить его за своевременные советы и чтение нескольких версий рукописи.

Ян Голински из университета Нью-Хемпшира и Марк Голди из Кембриджского университета сделали то же самое — они встречались со мной, перечитывали рукописи, давали советы и поддерживали меня. Многие ученые из более широкого круга историков науки и экономики также оказали мне неоценимую помощь. Питер Гэлисон из Гарвардского университета дал мне один из первых советов и прочитал одну из последних версий рукописи. Дэвид Бодэнис, автор книг о науке, блестящий интеллектуал, вычитал окончательный вариант и высказал очень точные критические замечания. Мои коллеги из Массачусетского технологического института Питер Темин и Энн Маккэнтс, а также мой друг с того берега реки, из Бостонского университета, Цви Боди отрецензировали части книги, посвященные экономической истории, и значительно улучшили содержащуюся в них аргументацию.

Физики Шон Кэрролл и Лиза Рэнделл постарались устранить все неточности в моем объяснении физики Ньютона. Мэтью Стресслер выслушал много моих попыток разобраться в основах его науки. Хилари Патнем вновь делился со мной своей фантастической ученостью и был в то же время необычайно внимателен к тому, что я рассказывал ему о Ньютоне, как умеет только он один. И я все-таки скажу — хотя это и так понятно, — что за любые ошибки в фактах или интерпретациях, которые остались в этой книге, ответствен только я.