Инга Кондратьева - Девятая квартира в антресолях

У Лизы этот выход был единственным, поэтому скинув с себя реквизит, она поспешила занять место в зрительном зале. Занавес снова распахнулся, «артисты» успели перевоплотиться. На сцене стоял стол, застеленный парчой, свисающей до самого пола. Горели свечи. На столе лежала Танюша в кокошнике и русском сарафане, и правда что только не дышала. Все изгибы ее фигуры рельефно вырисовывались в мерцающем пламени огней, а тонкая рука безжизненно свисала и отчетливо читалась на фоне ткани. В ладони у нее было зажато огромное красное яблоко. По бокам от стола стояли в скорбном поклоне «Оракул» и Савва в кафтанах и богатырских шлемах. Всего мужчин на сцене было семеро. Все они издавали негромкое, но непрерывное «мычание» нутром, что усугубляло напряжение. На остальных участников сценки богатырских головных уборов не хватило, поэтому кадет, поручик и еще трое приглашенных их товарищей стояли в ряд за столом, держа фуражки на руке, что тоже производило траурное впечатление. Вообще из представленного сегодня, эта картина оказала на публику наибольшее впечатление. Образовалась минутная тишина. Лиза заметила сидящего через несколько человек от себя Неволина. Он успел уже вернуться из города и утирал слезу, так его проняло.

– «Мертвая царевна»? – раздался чей-то робкий голос. И тут публика взорвалась аплодисментами и криками «Браво!»

Зрители успокаивались долго, что дало «актерам» больше времени на подготовку, но вот снова воцарилась относительная тишина. Пришло время последнего показа. Занавес бесшумно отворился, и взорам публики предстали трое сидящих на ковре девушек, головы которых были покрыты белыми воздушными тканями. Это было придумано на ходу, если бы Лиза знала, то была бы сейчас среди них. Арина, барышня с «крендельками» и Анфиса, держащая в руках бубен, представляли подруг главной героини. И вот появилась она!

Вновь вдали раздались всплески воды, а из полумрака на свет, от пруда шествовала Нина. Ее сегодняшнее платье и так было с элементами национальных мотивов и напоминало о них и вышивкой, и покроем. Но сейчас у нее на поясе висел еще и настоящий кинжал в узорчатых ножнах, который она выпросила у отца, а голову ее покрывал отрез белоснежного кружева, сдавленный на лбу чеканным серебряным обручем с большим самоцветом в медальоне. На плече она несла кувшин. Дойдя до освещенного ковра, Нина грациозно поставила сосуд на землю, протянула руку и взяла, отданный ей «подругой» бубен. Лишь раз, ударив в него, она замерла в танцевальной позе. Это и была задуманная «Живая картина».

Зрители стали робко хлопать, посчитав, что это завершенная сцена. Но тут кто-то стоящий за кулисой, стал направлять светильник так, что из пространства за сценой начала выступать часть поляны, ранее скрытая в полнейшей темноте. Бочка, задрапированная серой тканью, теперь изображала огромный валун, сидя на котором весь укутанный в небесно-синюю материю смотрел на танцующую княжну Сергей. Видны были его оголенные руки и лодыжки и, казалось, что под тканью одежды нет вовсе. Волосы его были небрежно взбиты и растрепаны и, как бы желая усилить этот образ, ночной ветер колыхал их пряди. За сценой зазвучала флейта. Хлопки стали отчетливей, а после снова переросли в овации. Князь Чиатурия аплодировал стоя.

«Демон» стал великолепным завершением артистической затеи. Лиза бросилась к друзьям за кулисы, а Арина счастливая и воодушевленная, сказала ей:

– Если б я могла предвидеть такой успех, то посчитала бы, что концерт – это лишнее. Лиза, мы просто молодцы!

Но концерт все-таки состоялся. На время его проведения оркестрантов отпустили в буфетную на перерыв, а после были еще и долгожданные танцы. На плавучей платформе устроили фейерверк – со взлетающими в темную вышину огнями, с крутящимися шутихами, с отражением, с искрами, гирляндами осыпающимися прямо в пруд. Разъезжались все далеко за полночь. Сам Савва остался приглядывать за нанятыми уборщиками, чтобы к утру привести городское хозяйство в полный порядок. Лиза и не знала, что бывают настолько долгие дни.

***

На следующий день, несмотря на ещё не прошедшую утомленность, Лиза пошла в церковь, выбрала ближайшую к дому – «новую», как называла ее Егоровна, Сергиевскую. На душе после вчерашних внезапных слез было нехорошо. Митя… Как долго нет известий. Не может быть, чтобы хоть записочку матери не послал, если свободен и здоров, зная, как она о нем печется. А уж та нашла бы способ сообщить Полетаевым. Да… А ведь и папа что-то давно не ездил в Луговое! Почему? Господи, смилуйся! Пошли хоть весточку…

Лида. Подружка наша. Как можно привыкнуть к тому, что вчерашнее шумное веселье до нее касательства не имеет вовсе? Что теперь они не вместе, и так будет и впредь – все больше разных событий, все дальше друг от друга? Нехорошо, ах, ну почему так нехорошо на душе? Как будто что-то недодала Лиде, или утаила. Вот в этом дело… Надо поделиться. Рассказать. Надо обязательно увидеться!

И еще – разговор в лодке. «Лиза, Вы мне нравитесь». Ой, нет, тут всё так непонятно. Так зыбко. Лиза сама ещё не разобралась, о чём молить, за что просить прощения. Потом, всё потом… Но тянет же, ох, как тянет душу! Папе нельзя говорить… Впервые что-то нельзя говорить папе… Верней, можно, конечно, никто не запрещал. Но тогда она, действительно – маленькая девочка ещё. И сама ни с чем не может ни справиться, ни разобраться. Потом. Всё потом.

В понедельник Лиза проснулась уже более отдохнувшая, но все еще с каким-то налетом тоски на душе. Может это теперь всегда так будет после больших праздников? В Институте ее бы уже затянула каждодневная рутина, со своим распорядком, дисциплиной и предписанным поведением. Новые уроки, новые события у девочек, новые задумки и подготовка к чему-либо обязательно затерла бы позавчерашний день. Но дома не так…

Как там Нина? Неужели и вправду возможно, что князья Чиатурия уедут далеко-далеко? Насовсем. Хотя, что сейчас от того, что они живут пока в одном городе? Нет, неправильно все-таки устроена жизнь после Института! Верней, она не устроена, а течет сама собой… Надо взяться самой, и устраивать. Вот, например, сколько уже она, Лиза, живет дома, а даже не поинтересовалась, что за люди снимают у папы помещения. Если не в одном доме, то, в одном дворе живут же! Вместе. Сколько их, какие они? Только иногда в окошко видела, как отъезжает коляска или карета. Нехорошо. Не правильно!

Во вторник пришел приглашенный Егоровной настройщик. Его провели в гостиную и он стал осматривать инструмент как заправский домашний доктор знакомого с детства пациента. Вставал на колени, выстукивал, даже не открыв еще крышку клавиатуры. Охал. Вздыхал. Приговаривал «М-да!» Лиза заволновалась, вслед за ним стала приседать и вглядываться в нижнюю деку. Но потом обратила внимание на Егоровну, которая наблюдала весь этот цирк, сложив на груди руки, поджав губы, стоя в дверях и ожидая вердикта. Лиза успокоилась, выпрямилась и тоже сложила руки кренделем. При двух зрителях-скептиках запал настройщика быстро угас.