Артем Полярин - В зоне листопада

Иногда казалось – тяготят возложенные на него обязанности. Но, в то же время, стоило пару дней не подержать в руке топор или лопату, как рука начинала скучать о приятной тяжести орудия. Прямо, вот, хотелось идти на свежий воздух, рубить или копать. Здесь, в изгнании, он вспомнил – какая это радость: держать в руках инструмент, чувствовать во всем теле силу управляться с ним, видеть результат хоть и грубого, но важного для людей труда. А как же легко думается в часы такой монотонной работы! Мысль как бы катится и течет с движением рук, следуя спокойному размеренному ритму.

Труд совместный, коллективный, подчиненный общей цели задавал еще более строгий и продуктивный темп мышления. Да и сотрудники оказались, на редкость, интересными и загадочными людьми.

Вот, взять хотя бы Киприана, встретившего в ту злополучную ночь – еще тот специалист по странному. Однажды, интенсивно, возя по бревну зубьями двуручной пилы, он, разгоряченный вгрызанием вглубь ствола, выдал загадочную сентенцию о смысле жизни. Так и говорит:

– Смысл жизни в том, чтобы подготовиться к смерти.

– Парадокс! – отвечает Никон в такт движению рукоятки. – Зачем жить с таким смыслом? Проще сразу умереть при рождении или вообще не зачинаться.

– Парадокс…, – задумывается. – Да, действительно это может прозвучать странно и неожиданно. Хотя можно сказать и так: смысл смерти в том, чтобы подготовиться к жизни. Все зависит от того, какой смысл вкладывать в понятия жизнь и смерть. Если жизнь – это хотение, спание, едение, работание, размножение и кайфование, а смерть – это прекращение всего перечисленного, тогда да – утверждение совершенно глупое.

– А может быть по-другому? – со скепсисом интересуется Никон.

– Да. Если представить, что жизнь, на самом деле – это смерть. Допустим, приглядевшись к окружающим нас несовершенствам. А смерть, на самом деле – переход в новую жизнь. Более полную и свободную.

– Если так представить, то тут, наверное, и Мнемонет уже не спасет.

– Если так представить, то это может спасти тебя от Мнемонета.

Говорить загадками в стиле Киприана. Никону иногда казалось – тот смеется или издевается. Или просто сходит потихоньку с ума. Конечно, посиди тут годами в глуши. Ни жены веселой, ни интернета обширного. Поневоле начнешь думать о том, что жизнь на самом деле – это смерть и наоборот. Но звучали слова монаха не жалко и обреченно. Находились в них некая фанатичная уверенность и связанная с ней сила.

А чего только стоил школьный учитель дядя Федя!? Тот вообще гнул мысли в совершенно произвольные непостижимые фигуры. Возил – возил вяло лопатой по заснеженной дорожке. Потом, вдруг, торжественно, с многозначительным вздохом, выдавал что-то подобное:

– Как бы ты ни жил, о том, что будет с тобой после смерти, было известно еще до твоего рождения!

Опять парадоксальный бред. Может именно из-за него дядя Федя больше в школе и не работает? Иногда Никону казалось – он попал в дурдом для заблудших философов образца конца позапрошлого века. Решил свести все к буквальному, отшутиться:

– Ну, конечно, известно. Это всем было и так понятно еще во времена неандертальцев и первых фараонов. В могиле ты окончательно реализуешь свою обязанность на участие в пищевой цепи.

– Какая глубокая мысль, – соглашается с ответом Федор. – Действительно, такая реализация может быть не только обязанностью, но и правом. И хочу заметить, что посмертные права и обязанности определяются не только действующими в нашем мире безликими законами, но и Судьей, законы эти написавшим. Для каждого индивидуально!

В таких ситуациях Никон колебался: стоит ли поддерживать разговор или оставить заблудившегося философа, нашедшего новый проход в темных дебрях абстрактных идей, бродить в одиночестве. Молчать, к сожалению, как-то неудобно. Приходилось комментировать:

– Вы хотите сказать, что все будут лежать в разных могилах?

– Совершенно верно! А тем, кто сильно хотел, могилы удастся избежать. Есть такое право.

Понятно к чему клонит: безгрешная душа и вечная жизнь на небесах. От скуки Никон начинает задавать едкие вопросы:

– Вы видели хоть одного человека, избежавшего таким образом могилы?

Федина лопата остановилась. Быстро поскребла уже очищенный от снега пятачок. Опять замерла. Как бы подтверждая слова, скрипнула.

– Об одном говорят, что пару тысяч лет назад избежал. Остальные не спешат сообщать о своей участи.

– Откуда же такая уверенность? Это же не научно. Экспериментально не подтверждено, – продолжил давить Никон в нужном направлении.

– А кто тебе мешает поставить над собой такой эксперимент? Сам экспериментируешь – сам узнаешь результаты. Это вообще личное дело каждого.

Глава 4.

Секреты, доставшиеся Никону на флешке, можно условно разделить на две части: информация из серой коробочки и энграммы Мартина.

Расшифровка энграмм дело нелегкое. То, что многое получилось скопировать из мозга, пролежавшего сутки в лесополосе, хоть и в холодную погоду – уже чудо. Добытое теперь декодировать можно годами. Да, машина все упорядочила и расклассифицировала. Накоплен достаточно богатый опыт по разгребанию свалок человеческой памяти. Но разве машина, работающая на трех логических операциях: и, или, нет – руководствующаяся критериями истинности и ложности, может правильно понять хитросплетения данных, зачастую вообще противоречащих логике?

Иногда Никону казалось – он золотоискатель, перемывающий вручную лотком тонны руды в поисках драгоценных крупиц золота. Особенно, если область изучаемой памяти однородна. Иногда казалось – он бомж, ковыряющийся на мусорке в мешанине из старой электроники, ношенных вещей, нестиранного белья и испорченных продуктов. Особенно, если влезал в зоны совершенно интимные, пестрящие своим разнообразием и непредсказуемостью.

Намытое следователем касалось последних дней жизни Мартина. Грубая, поверхностная работа. Никона теперь интересовала личность почившего коллеги. Чудилось – загадка кроется именно в его памяти. Азартный интерес старателя влек и манил. События, неожиданные, произошедшие накануне, чувство опасности, подгоняли работу жестким и неразборчивым хлыстом страха.

Кто такой Мартин? Почему он длительное время позволял Юле использовать обратную связь? Какие отношения были с региональным координатором? Как он погиб, в конце концов? Вот те золотые зернышки, которые хотелось отыскать на свалке чужой памяти. Но пока свалка дарила все, кроме так необходимых ответов. Хотя и было много интересного и непонятного.

Все, заслуживающее внимания, Никон оформлял в короткие заметки. Пытался найти связь между ними, построить целостную картину.