Артем Полярин - В зоне листопада

Ствол автомата аккуратно поглядывал из-под тряпки на собравшуюся своевольничать троицу. Витя распереживался. Жалостливо зачастил:

– Крин, я свою часть договора выполнил. Выходит, ты меня лохануть решил? Денежки взял и давай, Витя, обратно в зону!?

– Вместе тогда пойдем на хату. Я не хочу потом гадать: попался ты или нет. Тогда дыра уже спалена будет.

– Ну, что ты за людина такая? – возмутился Витя. – Если не вернусь – значит попался. Но я-то обязательно вернусь!

Скрип собственных извилин оказался последним звуком, что Крин услышал этой холодной звездной ночью. А возможно, даже и в этой сумрачной, подчиненной примитивным страстям жизни. Никон очень не хотел думать о нем плохо. Просто было страшно. Так же страшно, как тогда, на торгах перед камерой. Когда жизнь Никона хотели продать за мешки с провиантом. Но тогда, с Крином ничего страшного не произошло. Вероятно из-за серых коробочек-глушителей. Теперь же, он как и предшественники, пытавшиеся причинить вред, зашатался, поник головой и осел на утоптанный тысячью подошв скрипучий ледяной песок.

Глава 16.

Юля шмыгнула в скрипнувшую дверь быстро, мельком лишь взглянув на отворившего. Мрачный Михаил прикрыл дверь. Представился другом Маши.

– Я тебя раньше не видела. Какой-то ты странный, парень, – с порога заметила девушка, – что употребляешь?

Миша хитро ухмыльнулся:

– Кровь девственниц.

– А-ха-ха. Пошутил. Ну ладно, мне, тогда, бояться нечего. Где Машка-то?

– Там, в комнате.

Увидев потрепанную, связанную подругу, с перебинтованной в локте рукой, и ее незадачливую мамашу, Юля полезла в карман. Не успела. Витя с Мишей взяли ее под руки и резво привязали к третьему стулу. Когда в комнату вошел Никон, истерично девушка засмеялась:

– А-ха-ха. Как же быстро Никон Тенко, скатывается по наклонной? С сатанистами кровопийцами и убийцами связался. Женщин насилует. А был же приличный человек! Образованный. Интеллигентный. Образцовый работник Мнемонета. Я как чувствовала, что человек этот двуличный – под пристойной маской скрывается совершенно неожиданный маньяк.

Никон не нашелся, что ответить на быстрый поток страшных обличений. Встреча была неожиданной. Пугающей. Какова вероятность, что после побега из тюрьмы, на квартире у сдавшей Витю за тридцать монет женщины, он сам встретит юную особу, засадившую его за решетку? Тут даже считать не надо. И так понятно, что вероятность стремится к нулю. И тем не менее, вот, прямо перед ним, не во сне, а наяву, сидела комбинаторша. Докомбинировалась. Задал вопрос, давно уже крутившийся на языке:

– Как умер Мартин?

– Так же, как и ты умрешь! – зло ответила Юля.

– Эй, вы знакомы? – влез Витя. – Девочка, ты дядям не груби. Смирной будь. А то будешь жалеть, что про смерть заговорила.

Миша как-то болезненно усмехнулся. Неужели, снова захотелось девичьей крови?

– Я в программе защиты свидетелей. За мной следят. Если я начну бояться и нервничать, сюда быстро приедут большие дяди с автоматами, – огрызнулась девушка.

– Не успеешь испугаться, – облизнулся Миша.

– Да я как тебя, упыря, увидела, так и испугалась. Едут уже.

– Откуда ж, вы, такие стервы беретесь? Шо ж, вы, за людины такие!? – риторически поинтересовался Виктор. – Одна – человека сдала в тюрьму и спала спокойно. Вторая, сопля, огрызается. Вон, Машка только молчит. Поняла уже, куда попала. Ну, да ладно. Если едут, тогда нам пора. Земля вам, как говорится, пухом!

Поднял автомат. Задумчиво прицелился в Юлю.

– С тебя и начнем.

Почувствовав, что пахнет порохом и свинцом, Юля явила припрятанный до поры козырь:

– Эй! Стой! Ты Боряна знаешь?

Кодовая фраза из протокола поручительства заставила руку Виктора опуститься. В мире, где одинокий волк в поле долго не живет, знать сильных Града сего жизненно важно.

– Какого Боряна?

– Того самого.

– Его все знают. И шо?

– Я на него работаю.

– Да ладно. Школота, не сочиняй.

Юля махнула головкой в сторону Никона:

– Вон, этот мнемонетчик с Боряном общался уже. Пусть расскажет.

Никон, обрадовавшись возможности избежать кровопролития и насилия, быстро описал Вите ребят, тыкавших в него шилом.

– А-ха-ха, – опять рассмеялся Витя. – Психа малолетка построила, – посерьезнел, – Ладно. Боряну тогда передашь, что Витя из уважения и солидарности оставил жить трех стерв. И даже ту, – сделал ударение, зло покосившись в сторону предательницы, – что сдала его пентам. Все, Миха, согрелись, покушали, с бабами развлеклись. Бери, что там в холодильнике и из вещей полезного, и уходим. Пусть вон, псих, их потрепанные нервы теперь лечит и тараканов из котелков вытравливает. Ха-ха.

Никон остался. С уходом шумных и опасных гостей в квартиру вернулась тишина. Привязанные к стульям женщины, как только хлопнула дверь и удалились гулкие шаги, тяжело вздохнули – ночные кошмары для них закончились. На требование рассказать правду, в обмен на свободу, Юля выдала серию непечатных слов, включая в нее периодически угрозы и грозные имена их исполнителей. Не добившись ничего полезного, Никон натянул на буйную голову серую серебристую шапочку с изломанной надписью наподобие кроссворда «M(net)mo». Запустил сканирование энграмм. Ночь длинная. И день, возможно, будет. Что-нибудь, да найдется. И на воспитательную работу времени хватит.

Энграмма Юлии №1

«Зябко-то как! Даже холодно! Ножки мерзнут. Коленочки мои синие. Плащик нисколечко не греет. Надо было в шубке. Она пушистая. Теплая. Приятно облегает талию и бедра. И шейку с ушками можно спрятать. Не спится этому Володе ранним утром. Художник! Эстет! Запечатлеватель мгновений! Городской пейзаж уже не интересен никому. И голая девочка тоже никому не интересна. А вот голая девочка в центре Города – это номер. Это картина! Синеющая в плащике голая девочка. С шальным от крепкого кофе с коньяком взглядом. Такая вся беззащитная. Замерзшая! Наивная. Невинная. Да, я такая! И это, признаться, возбуждает. Контраст-то какой. Еще теплая девочка – на фоне холодного пасмурного бетона, на фоне кирпича, на фоне металлоконструкций. Всем знакомые места и тут – я! Без купальника! Вот это прикол! Вот все будут удивляться! О, Володя прицелился. Поехали?! Ага. Вот. Плащик холодный долой. На плечико. Ножки шире. Смотрим на дорогу. Да! Теперь присядем. Вот. Теперь на парадный вход. Эй, что это за дядя бежит. Сесюрити!? Володя, там сесюрити бежит. Что? Продолжаем!? Ну, снимай! Ручки шире. Здравствуй, сесюрити! Ай! Осторожнее! Я же – девочка! Руки мыл!? Мы свободные граждане! Имеем право! Не хочу одевать. Он холодный! Мне и так хорошо! Сцена три: обнаженная Юля и облачающий ее полиционер на фоне дома советов. Снято! Не зря мерзла!»

Энграмма Юлии №2

«А ведь жить-то невыносимо скучно. Я удивляюсь – как родители мои дожили до своих лет? А дедушки и бабушки? Образование, работа, семья. Скукотища. Ради чего? Ради комфорта? Так он и так всегда есть. Как же скучно и тоскливо! Хоть в петлю лезь. Что делать? Пить уже не хочется. Марафет закончился, да и расход с этим Склерозонетом большой очень. Никаких денег не хватит. Хочется чего-то свеженького и горяченького. Новенького. Пикантненького и насыщенного. Куда податься? Кому отдаться? Кто веселить сегодня будет? Меня! Кто будет греть мою озябшую от неприкаянности душу. Идиоты сопливые надоели. То в большой голове на тощей шее весь потенциал, то – наоборот. Кто их только таких выращивает? Генофонд накрылся медным тазом. Тихо идем ко дну. А те, что постарше – да. Эти еще старой закалки. Эх, ладненько, надо собираться, а то совсем тут завяну и зачахну. Так и напишут на могилке: «Безвременно увядшая от вселенской тоски… Нашла приют в сырой земле… Никто не гладил нежно ее соски… Источник страсти ее… обмелел». Ах-ха-ха. Что за бред!? Вот это эпитафия! Надо будет написать в завещании. И фоточку попикантнее выбрать. Пусть знают, какая несчастная и талантливая, творческая личность гниет у них под ногами!»