Станислав Далецкий - Жизнь в эпоху перемен. Книга первая

Через пару часов они въехали в городок Мстиславль: небольшой уездный город с несколькими кирпичными домами, магазинами и казенными учреждениями в центре, и деревянной застройкой, как в сёлах, по окраинам, с огородами и усадьбами при каждом доме. Миновав эти окраины, коляска выскочила на центральную площадь, мощённую камнем – единственное место в городе, защищённое от грязи, тогда как по остальным улицам были проложены дощатые тротуары для пешеходов с разбитой проезжей дорогой посредине.

Коляска остановилась возле магазина купца Саврасова: так было написано на вывеске, что прочитал Ваня. Кучер привязал лошадь к коновязи и Пётр Фролович прошёл вместе с Ваней в магазин за покупками, а Фома за ними: поглазеть на диковинные товары и, возможно, купить что-то незначительное на гривенник с пятаком, что задатком дал ему барин перед поездкой.

Магазин был заполнен всякой всячиной: вперемешку здесь лежали хозяйственные товары и мешки с мукой и крупами, на полках разместилась бакалея, а в дальнем углу висели армяки, рубахи, портки и была расставлена обувь для взрослых и детей. Туда и направился Петр Фролович с сыном, чтобы сначала приодеть Ваню, а уже потом заняться школьными принадлежностями для учёбы.

Петр Фролович хотел было купить гимназическую форму для Вани, но передумал: сын будет учиться в земской школе и негоже ему выделяться среди школяров своей формой, тогда как другие ученики будут в обычной крестьянской одежде – холщовые рубахи и портки, а на ногах, смотря по погоде: лапти, валенки или самодельные чуни в грязь.

Осмотрев выбор одежды и обуви, Пётр Фролович остановился на суконной серой косоворотке с тремя пуговицами у ворота, такие же штаны по щиколотку, новый ремень с медной пряжкой и яловые полусапожки. Ещё он купил детскую фуражку наподобие гимназической с блестящим лакированным козырьком, но без кокарды. Сапоги они примерили так, чтобы были несколько велики: на вырост и под портянки, фуражку по голове, которая не должна была сильно вырасти за первый год учения, а остальные вещи просто прикинули по фигуре. Пётр Фролович расплатился, приказчик упаковал вещи в свёрток, обернул его бумагой, перевязал бечёвкой и с лакейской улыбкой вручил этот свёрток Петру Фроловичу.

Кучер Фома ходил по магазину, цокал языком, осматривал товар, но ничего не купил, кроме головки сахару, чтобы подсластить чай себе и детям, а сам чай заваривался смородиновым листом и зверобоем.

Затем все трое прошли к книжному магазину, на другую сторону площади. В том магазине продавались и школьные принадлежности. Пётр Фролович купил сыну ранец за спину, азбуку, арифметику, тетради, ручки, карандаши, чернильницу-непроливашку и пузырёк чернил, грифельную дощечку, чтобы писать мелом и несколько кусков мела, похожих на бруски пастилы, что отец покупал недавно в сельской лавке.

Все эти покупки уложили в ранец, Ваня подтянул лямки, закинул ранец за спину, надел новенькую фуражку на голову и счастливый вышел с отцом на площадь, где их поджидал Фома, который читать не умел, книг не покупал и поэтому в магазин книжный заходить не стал, оставив это занятие барину с сыном.

Обратный путь занял столько же времени, что и в город, и, вскоре, коляска въехала во двор через ворота, заботливо отворенные Фросей, едва она заслышала стук копыт и звон бубенца, что Фома подвесил своей лошади перед выездом.

Солнце клонилось к западу, но впереди еще была добрая треть июльского дня, которую следовало посвятить неотложным ребячьим делам.

Ваня хотел было бежать к деревенским своим приятелям, чтобы похвастать обновами и школярскими вещицами, особенно кожаным ранцем, который так удобно висел на плечах, а внутри ранца было три отделения: для книг, тетрадей, карандашей и прочего, но отец забрал все покупки к себе в кабинет и сказал, что обновить их можно будет только по приходу дней школьных занятий.

Делать было нечего, и Ваня, переодевшись с дороги в привычную рубаху на голое тело и снова босиком, кинулся на поиски друзей, помня, что они собирались удить рыбу новыми крючками, что купил отец Феди.

Выбежав на излучину речки он увидел вдали у омута своих приятелей с белыми палками удочек, сидевших на берегу. Оббежав поворот речки он приблизился к юным рыбакам, внимательно всматривающихся в неподвижные поплавки на воде.

Удилища были сделаны из длинных ивовых побегов, очищенных от коры и от этого ставших белыми и более жёсткими под лучами жаркого солнца. Сама удочка мастерилась из суровой нитки, грузило из мелкого гвоздя, выпрошенного у родителя, поплавком служило гусиное белое перо, крепко перевязанное ниткой, а крючок, с надетым на него мелким кузнечиком, был глубоко под водой. Ваня хотел было заняться постройкой своей удочки, но Федя, показав на удилище, лежавшее у куста, сказал, что они уже сделали ему удочку и он может присоединиться к ним. У самого берега в небольшой ямке, затопленной водой, уже плескалось несколько довольно крупных окуньков и пара плотвичек, пойманных на размокшие зерна полбы.

Ваня проворно поймал двух кузнечиков, взял удочку и насадил кузнеца на новый крючок, не сделанный из гвоздика, а купленный в городе. Жало крючка было с бородкой, мешавшей рыбке соскользнуть с крючка, если она его заглотила, и забросил удочку в отдалении от друзей не желая пугать их рыбалку.

Всему этому друзей научил отец Феди – страстный рыбак и поставщик пойманной рыбы к своему семейному столу крестьянина. Сейчас шёл сенокос и ему было не до рыбалки, потому он и отдал купленные крючки сыну, строго наказав ему не терять эти крючки, и не ловить рыбу в зарослях камыша и около затонувших коряг. Потому-то ребята и сидели на берегу у глубокого омута с чистой водой.

Вдруг гусиное перо Фединой удочки дёрнулось и встало вертикально: – Смотри, клюёт, взволнованным шёпотом сказал Ваня, не отводя взгляда и от своей удочки, поплавок которой спокойно лежал на воде, уносимый лёгкой рябью волны к середине омута на всю длину суровой нитки.

Поплавок у Феди дёрнулся раз-другой и ушёл под воду. Федя дернул удилище, оно прогнулось, нить потянулась, из воды выскочил полосатый окунь и шлёпнулся в траву рядом с рыбаками. Федя проворно схватил окуня за жабры и стал осторожно снимать его с крючка, чтобы не повредить нить. Окунь, величиной с ладонь взрослого человека, не трепыхался и был брошен в закуток, где плескались прежде пойманные рыбки.

Ветер стих совсем, солнце скрылось за облачка, густо усеявшие всё небо, над водой замелькали разные летучие жучки, мошки и стрекозы, за ними стали гоняться рыбки, выпрыгивая из воды, и начался рыбий жор.

Федя и Егорка поймали еще по паре больших окуней – только у Вани поплавок лежал неподвижно и не было ни одной поклёвки. Он сменил на крючке уснувшего кузнечика на живого и верткого и снова забросил удочку на прежнее место.