Ксения Нихельман - Музыка перемен. Книга первая

© Ксения Нихельман, 2020

ISBN 978-5-4490-4447-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сегодня зал настроен по-особому: уже погас свет, но голоса по-прежнему не смолкают, а, наоборот, с явным недовольством нарастал шум. Вытерев о сценические брюки вспотевшие ладони, я первым шагнул на сцену, одаривая зрителей широкой улыбкой. «Сейчас грянет музыка, и все умолкнут», – подумал я, дожидаясь своего вступления. Из темноты зала послышались выкрики, кто-то недружелюбно присвистнул. Подумать только, меня освистывали! Подобное происходит впервые в моей концертной деятельности! За спиной оркестр старается пересилить зрительское недовольство, но получается плохо. Я застыл с полураскрытым ртом, пропустив вступление и позабыв слова, в то время как желудок скрутился в тугой узел, а испуг начал медленно сковывать тело.

Зал рокотал и возмущался:

– Гнать его надо со сцены!

– Слышали мы уже твои песенки! Да-да, пусть катится отсюда!

– Нам-то не соврешь, мы все чувствуем!

Отовсюду доносились крики безликих зрителей. Я не различал, мужские или женские это голоса, они сливались в один злорадный тон. Я хотел было закричать им в ответ: «Что же, черт возьми, происходит?» Но губы не шевелились, в горле пересохло. В надежде я обернулся на музыкантов оркестра, но они продолжали как ни в чем не бывало играть композицию с такой невиданной мощью, словно играли последний раз в жизни. Вдруг в плечо ударил тяжелый тупой предмет, и я немного пошатнулся от удара, но удержался, дабы не свалиться в почему-то открытую оркестровую яму. Меня продолжали обстреливать непонятными предметами, и я удивился, что боли при этом не чувствую. Что это такое? Я поднял предмет с пола, им оказалось большое ярко-красное яблоко, аппетитно сверкающее лоснящимися бочками. Зал перестал шуметь, замер в ожидании, музыканты тоже уставились на меня. Сквозь созданную тишину просачивалась еле уловимая, но очень знакомая мне мелодия. Я прислушался. Да, действительно, играла музыка, становясь громче, сильнее, и уже заполоняла собой все пространство. Только сейчас я догадался – музыка раздается из яблока, которое я тут же приложил к уху…

Открыв глаза, первые секунды я щурился, пока они привыкнут к яркому свету. Незнакомая обстановка вокруг, точнее ее отсутствие: голые стены и одиноко торчащая лампочка без плафона на потолке. И эта нескончаемая музыка. Приподнявшись на локтях и осмотревшись по сторонам, до меня наконец дошло, что я в своей новой съемной однушке, в которую переехал позавчера. А с прикроватной тумбочки во весь голос разрывается телефон, тут же смолкший.

Первое, что пришло на ум, – я проспал спектакль. Черт меня дери! Но в голове закрутились пробуждающиеся шестеренки, и я вспомнил, что сегодня выходной. С облегчением откинулся обратно на постель и поглядел на наручные часы. Десять пятнадцать. Выходит, я проспал всего три часа, и просто-напросто приснился дурной сон. Сны я вижу чрезвычайно редко, но цветные, заманчивые, что, порой проснувшись и прибегнув к роскошной фантазии, додумывал сон до конца. Вообще, ночуя на новом месте, я всегда испытывал трудность со сном.

Снова затрезвонил телефон, и я потянулся к нему, чтобы ответить. Звонила сестра.

– Эй, ты меня впускать не собираешься? – и чуть снизив голос до тревожной интонации, добавила: – Ты не один?

– Ты уже здесь? Все, иду.

Одевшись, я поплелся к входной двери, успев в темном узеньком коридорчике споткнуться о коробку с вещами. Несколько книг и музыкальных пластинок выпали на пол из коробки. Я открыл дверь и впустил сестру.

– Ты чего так рано? К одиннадцати же договаривались.

– Подумала, чем раньше начнем, раньше закончим. Звонок! – Пальцем она указала на дверной звонок. – Не работает. Мне пришлось стучать.

Ксюша прошла в квартиру, чтобы оглядеть мои новые владения. Я позвал ее сюда для оказания бесценной хозяйственной помощи по приведению жилища в благопристойный человеческий вид. Квартирка была маленькой, но светлой и уютной, а главное, меблированной. Это моя вторая съемная квартира после вылета из родительского дома.

Сестра вышла на длинную лоджию, от комнаты до кухни.

– Вид с шестнадцатого этажа предыдущей квартиры мне нравился больше, – с грустью заявила она.

Я подошел к ней сзади и обнял ее, при этом так сильно чмокнув в ухо, что она вскрикнула и захохотала. Хоть обоим стукнуло за двадцать – мне двадцать семь, а ей двадцать три – мы продолжали вести себя, как малые дети. Когда сестра родилась, мне исполнилось четыре, к тому моменту у меня уже был старший брат Костя. Возмущаясь, мама до сих пор утверждает, что четырехлетний ребенок не может помнить в подробностях, но я прекрасно помнил все: уже тогда у Кости были велосипед, потом мопед, мячи футбольные, баскетбольные, волейбольные, настоящие большие теннисные ракетки и лохматый зеленый мячик для игры в него. Я же хотел собаку. Просил ее постоянно, выполняя все, что требовалось от меня. Ходил за мамой хвостиком и просил, просил. На что мама всегда отвечала: «Иди у папы спроси!» Конечно, я шел к папе и спрашивал, а он издевался: «А мама что говорит?» Они дурачили меня, водя по кругу.

Как-то раз я был в гостях у приятеля, мы вместе целую неделю играли во дворе, вернее, горестно наблюдали за другими играющими ребятами. У приятеля был огромный пес, немецкая овчарка, с большими лохматыми ушами и черным пятнышком на морде. На радостях я прибежал домой и затараторил, что хочу именно такую собаку, однако родители загадочно улыбались и смущались. Мама подошла ко мне, поцеловала в макушку и пригладила мои всклокоченные волосы на голове. «Сыночек, мы не будем покупать собаку! У тебя теперь будет кое-кто гораздо лучше собаки. У тебя будет братик или сестренка!»

Поначалу я сильно расстроился, что не видать мне собаки как собственных ушей. Но как только в доме поселился гугукающий комочек, моя жизнь перевернулась. Даже первым словом сестры стало мое имя: она смешно улыбнулась, оголяя пару маленьких зубиков, протянула худенькие ручки ко мне навстречу и пролепетала «Масим».

– Да, тот вид был потрясающим. Весь город на ладони. – Подтвердил я.

Перехватив пару бутербродов, мы принялись за генеральную уборку от самых стен до потолка. Я оглядел внешний вид сестры, в повседневной жизни предпочитающей носить исключительно платья и юбки, добивая свой наряд высоченными каблуками. На сей раз она была в легком платье свободного покроя ниже колен. Закатив глаза и тяжко вздохнув, я порадовался, что родился мужчиной, и мне не дано познать всех тонкостей женской природы. Но опыт побыть в женском обличии у меня имелся: целых два часа я щеголял в цветастом платье, в наброшенном на плечи платке, в жутком светлом парике и туфлях сорок первого размера, купленных, как сказала сестра, в отделе для бабушек. Я играл Бабса Баберлея в дипломном музыкальном спектакле «Тетка Чарлея». Имея схожую тощую фигуру с сестрой, я лишь осекся, что мне бы подобрать платье из ее гардероба, но никак не предполагал, что она откроет передо мной незыблемый мир нарядов, спрятанный в шкафу.