Сергей Пациашвили - Калинов мост. Змей Горыныч

– Вставай, щенок, – злился скандинав, – никакого толку от тебя нет. Оставили тебя в карауле, и, подумайте только, он заснул. Сколько раз тебе говорил, в дозоре не спать. Вставай, принеси хвороста для костра, хоть какой-то толк от тебя будет.

С большим трудом Ратмир поднялся на ноги. Тело его ужасно болело после нескольких дней пути и непрерывных тренировок. Сильнее всего болело между ног. Ратмир никогда так долго не ездил верхом и теперь ходил не иначе как в раскоряку, под всеобщий смех богатырей. Ловя усмешки своих спутников, юный послушник направился за хворостом. Сон ещё не оставил его, отчего глаза слипались. Но страх перед Гарольдом заставлял идти вперёд, превозмогая боль и усталость. В лесу Ратмир увидел старого знакомого – Айрата. Смуглый богатырь так же занимался сбором хвороста и работал на порядок быстрее новичка.

– Почему ты так плохо тренируешься, монах? – спросил Айрат.

– Я – не воин, – отвечал лишь Ратмир.

– Глупости, я видел тебя раньше, лишь недавно вспомнил, где. Ты был стражником в свите киевской княжны. Я видел тебя с копьём в руке, в кольчуге.

– Я никогда не использовал это копьё, да оно и гораздо легче, чем у богатырей.

– Да, той палочкой ты даже курицу бы не убил, – усмехнулся Айрат.

Ратмир улыбнулся в ответ.

– Откуда ты, Айрат? – спросил вдруг Ратмир, и выражение лица богатыря в мгновение ока изменилось.

– Откуда я? – нахмурился он.

– Ну… ты не очень-то похож на словен. И вообще на русов. И на чудь тоже не очень походишь.

– Я не знаю своего племени, – без тени улыбки отвечал уже Айрат, – не помню, как оно называлось. Когда я был совсем мал, наше село разорили колдуны, меня забрали в рабство. Рабом я попал в Новгород, а когда город крестили, я получил свободу и поклялся отомстить этим собакам.

Ратмир хотел сказать что-то ещё, сказать, как ему жаль, и что он не имел в виду ничего плохого, но Айрат уже ушёл, не желая его слушать. Когда юный послушник пришёл с хворостом, костёр уже был разожжён, и богатыри преступили к трапезе.

– Ждёшь особого приглашения? – послышался голос Филиппа Грека, – садись давай, ешь.

Ратмир сел рядом с монахом и взял в руки порцию мяса.

– Зря ты спросил у Айрата, откуда он, – проговорил Филипп, – Это глупо. Здесь добрая половина богатырей не из словен. Вон, видишь двоих. Один с лицом как у лошади, другой с дикими глазами. Первый – это Талмат, второй – Госта. Они – печенеги, сыновья вождя.

– Печенеги-богатыри? – удивился Ратмир.

– Да, печенеги. Их род заключил союз с князем Святославом во время войны против… Ромейской Державы, и после войны поселился под Киевом, где они много после смерти князя и приняли христианство. Самые жестокие воины-христиане из всех, кого я видел. Одного волхва они убивали целый час, отрезая от него по кусочку. Если нужно кого-то пытать, его отдавали братьям. Думаю, это сильно мешало спасению их душ, но когда они стали богатырями, они раскаялись, и, надеюсь, больше не повторят тех жестокостей. Мы приняли их, они равны нам. А вот Гарольд, Эдвард Хромой и многие другие и вовсе скандинавы. Они плавали по морям на своих лодьях, грабили тех, кто жили на берегу, пока Олег, такой же скандинав, только выросший в Новгороде, не взял их в плен и не крестил, приняв в свою дружину. Запомни, Ратмир, здесь уже не важно, из какого ты племени и страны, не важно, кем ты был раньше. Здесь важно только то, что ты воин Бога, важно –защищать истинно верующих. И выжить тебе помогут те, кто рядом, кем бы они ни были. Все мы христиане, все мы – братья.

После скромной трапезы, состоящей из одного мяса и грибов, Филипп отошёл подальше от костра и уселся под деревом. У него ещё было немного времени, прежде, чем остальные богатыри наедятся и будут готовы продолжить путь. Из кожаного мешочка, что висел на поясе, греческий богатырь достал бумагу с какими-то письменами и принялся её изучать. Ратмиру редко в своей жизни приходилось видеть бумагу, тогда на Руси её не производили и завозили из других стран, таких как мусульманская Булгария или Ромейская, она же Византийская Держава. Послушник тут же подсел к монаху.

– Это ведь греческий язык? – спросил он.

– Да, ромейский, – поправил его Филипп, – ты читаешь по-ромейски?

– Немного.

– Сможешь прочитать, что здесь написано?

Ратмир взял в руки лист бумаги так осторожно, как только мог. Он напряг всё своё мышление, всё, чему учился раньше.

– Это очень сложно, – сдался юный богатырь, – меня учили монахи, у которых я обучался живописи. Но, они больше уделяли времени урокам рисования, нежели грамоте.

– А по-русски ты читаешь?

– Да, русские письмена я хорошо научился разбирать.

– Ну и отлично. Значит, сможешь выучить и ромейский. Если хочешь, я научу тебя. Смотри, это стихи одного монаха, написанные ко дню именин святого Георгия. Этот монах давно умер, но я принял постриг в том монастыре, в котором он был монахом. Знание грамоты мне очень помогло. Сначала я трудился как земледелец на монастырских землях, но потом меня взяли послушником. Но даже став монахом, я жил очень бедно, еды на всех не хватало, и братья решили отправить некоторых из нас миссионерами на Руси. Я был отправлен в Новгород и здесь стал богатырём. Всё благодаря моим знаниям.

– Я бы тоже хотел уйти куда-нибудь подальше из дома. Для этого я стал послушником, надеялся, что меня сделают миссионером, отправят куда-нибудь. Но обычно миссионеры приходили в Новгород, а не уходили из него. У нас в городе и так не хватает духовных лиц.

– Но вот ты всё-таки вырвался, – улыбнулся Филипп, – если проявишь терпение и настойчивость, сможешь стать богатырём. И тогда сможешь отправиться на какую-нибудь заставу.

– Да, может быть, – согласился Ратмир.

– Это очень непросто, быть миссионером. Ты уходишь от цивилизации, от всех городских благ, терпишь лишения, пытаешься втолковать что-то людям, которые не то что тебя не понимают, а могут вообще говорить на незнакомом тебе языке, который ещё нужно выучить. Тебя могут просто убить или изгнать.

– Да, я знаю. Но, мне просто не хотелось оставаться в Новгороде.

Ратмир ждал, что Филипп начнёт расспрашивать его о том, что произошло, захочет понять, почему ему так не хочется оставаться в Новгороде, понять его боль и поделиться советом, но Филипп не спросил. Вместе этого Грек снова увлёкся своими письменами. А к Ратмиру подошёл Гарольд.

– Два монаха уже подружились, – усмехнулся он, – вставай, Монашек, пора в дорогу. И ты, Грек, давай, поднимай свой зад.

– Не беспокойся за мой зад, Варяг, – ответил Филипп, и рыжебородый скандинав хрипло рассмеялся.

– По коням, – послышался уже приказ Олега, и богатыри стали собираться в дорогу. Снова им предстояло весь день провести в пути, под палящим солнцем, страдая от жажды и голода. Гарольд не снимал кольчуги и запрещал делать это Ратмиру, отчего тело юного послушника теперь горело огнём и мучилось от страшной жажды. Пару раз Ратмир чувствовал, что вот-вот лишится чувств и упадёт с коня, но каким-то чудом он смог удержаться и свалился на землю только когда богатыри остановились на привал. Послушник почувствовал, что совсем обессилел, дорога для него превратилась в невыносимую муку. В высокой луговой траве мало кто видел Ратмира, и он позволил себе расслабиться. Бредовые образы тут же принялись атаковать его сознание. Ратмир вновь увидел огромного монстра, выходящего из тьмы. У того монстра было три головы, глаза были зелёные, как у змеи. Но самое страшное, что он не стоял на земле, а словно парил над ней. Огромные зелёные глаза заглянули в глаза Ратмира, взглянули прямо ему в душу.