Сергей Мец - Лавка дядюшки Лика

Мы проговорили два с лишним часа, а когда солнце опустилось к горизонту, я откланялся, вышел за калитку и направился к остановке рейсового автобуса, которая была минутах в десяти ходьбы от дома дядюшки Лика. Мысли мои были заняты только им, его другом, чудесным садом и загадочной лавкой. Правда, в первый свой визит я даже не заглянул в нее, так что думал я исключительно об этих двух замечательных людях и великолепных фруктах удивительного сада.

Лавка

Заинтригованный рассказами моего институтского товарища об удивительной лавке дядюшки Лика, я предвкушал особенные ощущения в преддверии первого визита. Прикоснуться к реальной истории, редким экспонатам разных эпох, которым они принадлежали, и континентов, откуда были привезены – от такой заманчивой перспективы бедного студента, интересующегося искусством и историей, может отвлечь лишь свидание с любимой девушкой. Но таковой на горизонте не было, так что я с удовольствием принял приглашение однокашника поехать на окраину нашего городка.

Смущало отсутствие денег, а посему и нежелание выглядеть зевакой, но мой товарищ убеждал, что дядюшка Лик рад любому гостю, будь тот покупателем или простым любопытствующим, а в особенности, говорил сокурсник, он привечает студентов, и этот аргумент убедил меня окончательно.

Мы условились встретиться на одной из остановок ранним утром воскресенья, чтобы успеть в лавку до наступления полуденной жары, но мой товарищ так и не пришел. Прождав его битых полчаса под набирающим высоту летним солнцем, я сел в очередной автобус и отправился по адресу, записанному мне на клочке бумаги заботливым товарищем с подробной схемой маршрута от нужной остановки до калитки дома дядюшки Лика.

Попетляв пару десятков минут по пыльным улицам городка, автобус высадил меня за одну остановку до конечной, и я двинулся вниз по узкой дороге, ориентируясь на башню градирни, возвышающуюся над крышами домов. Дома тут были в основном одноэтажные, дворы утопали в зелени и оттуда доносились звуки журчащей воды, редкие голоса домашних животных и запахи, знакомые каждому обитателю собственного дома.

На улицах почти никого не было, но я знал дорогу по описаниям моего товарища, потому и не спрашивал у редких прохожих ни о чем, хотя меня так и подмывало поинтересоваться, знает ли кто-нибудь из них о существовании лавки дядюшки Лика. Повернув за очередной поворот, я, как и все остальные посетители, увидел прекрасную картину, открывшуюся мне, и прибавил шагу.

Познакомившись с дядюшкой Ликом и мистером Пиком в тот день, и проговорив с ними несколько часов кряду, я ушел, совершенно очарованный общением, так и не заглянув в лавку, как уже сказано выше. Попал я в нее только в следующий приезд сюда, на чем настаивали при прощании оба моих новых друга, и я пообещал приехать к ним в будущее воскресенье.

Через неделю я был встречен так, словно мы были знакомы уже много лет. Усадив за стол, дядюшка Лик с мистером Пиком буквально заставили меня, смущавшегося от столь пристального ухаживания, отведать приготовленные ими блюда. Вкуснейший суп из баранины сменили две пары палочек люля-кебаба и говяжьей печени с прослойками из долек курдючного сала, нанизанные на короткие плоские шампуры, к которым полагался тонко нарезанный лук, сдобренный красным жгучим перцем и уксусом, горячий тонкий хлеб, а также разнообразные овощи, собранные только что с грядок и вымытые в ключевой воде.

После столь сытной и редкой в студенческой жизни трапезы, мы принялись пить чай и разговаривать, причем говорил в основном я, а хозяин со своим другом внимательно и доброжелательно выслушивали меня, задавая короткие вопросы, призванные направить наш разговор в какое-то только им и ведомое русло.

Я поведал дядюшке Лику и мистеру Пику о своем родном городе, откуда приехал на учебу в эти края, о своих родителях, которые были рады отпустить меня, поскольку уживаться нам было все труднее в силу моего непростого, мягко говоря, характера, о факультете, где я учился, о моих увлечениях искусством и историей, и о многом другом. Уже позже, лежа в темноте своей комнаты в институтском общежитии, закинув руки за голову и уставившись туда, где смутно угадывались очертания потолка, я вдруг вспомнил один странный момент в разговоре.

«Нет, даже два» – сказал я сам себе. Каким-то образом, вдруг понял я, они знали о моем институтском товарище. Когда я заговорил о нем, мистер Пик многозначительно посмотрел на дядюшку Лика и одобрительно кивнул головой, словно соглашаясь с чем-то, сказанным ему прежде. Но гораздо больше меня заинтриговало то, что произошло в разговоре позже, да так, что я аж привстал с кровати.

Когда я заговорил про бабушку по папиной линии, которая ушла из жизни за четыре года до моего рождения и собрался было произнести ее имя, дядюшка Лик остановил меня жестом и сказал: «Помните – не называть никого по именам! И перешедших тоже». В тот момент я отнес это замечание на счет известной мне уже прихоти дядюшки Лика, который сам давал имена всем своим гостям, но теперь я оторопел не столько от непонимания того, почему нельзя называть настоящие имена тех, кто уже давно покинул сей мир, а от самого термина, употребленного дядюшкой Ликом – «перешедшие». Во время разговора, как это часто бывает, я не придал ему особого значения и только теперь вдруг понял, что дядюшка Лик не ошибся говоря так, а сознательно употребил это слово, четко давал понять, что сделал это намеренно.

Посидев так минут пять и немного успокоившись мыслью, что смогу обсудить этот вопрос в будущее воскресенье, я снова лег и уснул в предвкушении очередного визита к дядюшке Лику и мистеру Пику, которые теперь уже представлялись мне почему-то неким единым целым.

Прошла еще неделя и всю ее я прожил в ожидании выходных. В воскресенье я вскочил с раннего утра, быстро совершил все необходимые процедуры, выпил кофе, даже не став делать своего обычного утреннего бутерброда, зная, что меньше чем через час буду сытно накормлен, и отправился на автобусную остановку. И действительно, прошло каких-то минут тридцать пять, как я уже сидел за знакомым мне столом и плотно завтракал.

Во время продолжительного чаепития я спросил дядюшку Лика, что означал употребленный им термин «перешедшие», на что он, в свою очередь, задал вопрос: «А вы разве не знаете, сеньор Конти?». Я ответил искренним «нет», на том разговор об этом и закончился, поскольку дядюшка Лик предложил: «Не хотите ли зайти в лавку?» И добавил: «Там очень интересно!» Я с готовностью согласился и пошел следом за хозяином по направлению к дверям дома.

В лавке царила полутьма. Жалюзи на окнах были наполовину закрыты, дневной свет падал сквозь них на пол. Закрыв за собой дверь, я некоторое время привыкал к полутьме, а затем увидел стены с полками, на которых размещалось огромное количество различных вещей, тускло освещенных небольшими лампами, и несколько экспонатов б о льших размеров, стоящих отдельно. Дядюшка Лик взялся быть моим гидом. Вначале он коротко объяснил мне устройство лавки.