Давид Рикардо - Начала политической экономии и налогового обложения

И так, вот законы, определяющие задельную плату и управляющие судьбой наиболее значительной части каждого общества. Подобно всем прочим договорам, задельная плата должна зависеть от свободного и равномерного рыночного соперничества и никогда не должна подвергаться вмешательству законодателя.

Явное и непосредственное стремление законодательства о бедных находится в прямом противоречии с этими очевидными началами. Законы о бедных не только не отвечают благодетельному желанию законодателя улучшить положение одних, но, напротив того, одинаково ухудшают жизненные условия как богатых, так и бедных; вместо обогащения бедняка, они рассчитаны на разорение богача, и пока наши настоящие законы будут в силе, весьма естественно, что суммы, предназначенные на содержание бедных, будут постепенно возрастать, пока не поглотят весь чистый доход страны, или, по крайней мере, все то, что правительство может нам из него оставить, за удовлетворением своих собственных неотложных потребностей в расходах на общественные цели [15].

Пагубное стремление этих законов уже не составляет тайны с тех пор, как ее разоблачило искусное перо г. Мальтуса, и все друзья бедных должны горячо желать их уничтожения. К несчастью, они установлены так, давно, и бедные до такой степени привыкли к их действию, что потребовалось бы много предусмотрительности и ловкости, чтобы безвредно устранить их из вашей политической системы. Все, кто относится наиболее дружелюбно к уничтожению этих законов, соглашаются в том, что нужно действовать чрезвычайно постепенно, если хотят предупредить наиболее тягостные бедствия тех, в чью пользу они были первоначально изданы.

Довольство и благосостояние бедных могут получать прочное обезпечение лишь тогда, когда, под влиянием собственных или стараний, или некоторых усилий со стороны законодательства, возрастание числа бедных подвергнется ограничениям, и ранние и непредусмотрительные браки сделаются менее многочисленными, – это составляет истину, не допускающую сомнения. Система законодательства о бедных действовала в совершенно противоположном смысле. Она сделала всякое воздержание излишним и оказывала поощрение предусмотрительности, предлагая ей часть вознаграждения, принадлежащего благоразумию и трудолюбию [16].

Природа бедствия указывает на средство исцеления. Ограничивая постепенно круг действия законов о бедных, внушая бедным понятия о значении независимости, показывая им, что они не должны более рассчитывать на помощь систематической или случайной благотворительности, и что благоразумие и предусмотрительность не только полезны, но и выгодны, можно будет постепенно достигнуть более прочного и полезного порядка вещей.

Всякое изменение закона о бедных, не имеющее последней целью его уничтожения, не заслуживает ни малейшего внимания, и тот, кто укажет для этого самые верные и наименее насильственные средства, будет лучшим другом бедных и человечества. Нельзя уменьшить зла, возвышая каким-нибудь отличным от настоящего способом размер суммы для содержания бедных. Если бы величина фонда возросла, или, если бы он был взят в виде общего налога со всей страны, как это недавно предлагали, то это не только не было бы улучшением, но еще более увеличило бы бедствия, от которых мы хотим избавиться. Нынешний способ взимания и употребления этого фонда способствовал смягчению его пагубных последствий. Каждый приход взимает отдельную сумму для содержания своих бедных. При таком порядке вещей является более интереса в уменьшении уровня налога, и цель эта оказывается более достижимою, чем было бы при взимании общего фонда со всего королевства для вспомоществования, бедным. Приход гораздо более заинтересован в бережливом взимании и бережливой раздаче сбережений, так как всякое сбережение есть прямая выгода его, чем если бы сотни других приходов разделяли его с ним.

Именно этой причине следует приписать то обстоятельство, что законы о бедных не поглотили еще всего чистого дохода страны: только строгости, с какою исполняются эти законы, мы обязаны тем, что они не сделались притеснительными свыше меры. Если бы закон обеспечивал каждому бедному средства содержания, и если бы вспомоществований было достаточно для доставления достаточно удобной жизни, то на основании теории можно было бы ожидать, что все прочие налоги, взятые вместе, стали бы легки в сравнении с одним налогом для бедных. Закон тяготения не имеет большей достоверности, чем положение, что законы о бедных стремятся превратить богатство и силу в бедность и слабость, заставить человека отказаться от всякого труда, который не имел бы единственною целью доставить пропитание, уничтожить всякие умственные различия и занять ум единственно заботою об удовлетворении потребностям тела, пока, наконец, все классы не сделались бы добычею всеобщей бедности. К счастью, эти законы были, в силе в эпоху возрастающего благоденствия, в продолжение которой капитал для содержания труда увеличивался правильно, и когда возрастание и народонаселения имело естественный стимул. Но, если бы наши успехи сделались медленнее, если бы мы достигли неподвижного состояния, от которого, я надеюсь, мы еще очень далеки, тогда гибельная природа этих законов стала бы более явственна и опасна; и в этом случае уничтожение их встретило бы еще более препятствий и затруднений.

Показав, что прибыль с капитала сохраняет известное соотношение в различных отраслях и имеет стремление изменяться в одинаковой степени в одном и том же направлении, – мы должны ещё рассмотреть, в чем состоят причины постоянных изменений в уровне прибыли и соответствующих им постоянных изменений в уровне процентов.

Мы видели, что цена хлеба [17]определяется количеством труда, потребным на его производство, вместе с тем количеством капитала, которое не приносит ренты. Мы видели также, что цены всех мануфактурных товаров возвышаются или падают, смотре по большему или меньшему количеству труда, необходимому на их производство. Как фермер, обрабатывающий тот разряд почвы, который установляет цену, так и фабрикант, производящий товары, не жертвуют ни малейшею частью своего продукта в пользу ренты. Вся меновая ценность их произведений распадается только на две части: одна образует прибыль на капитал, другая – вознаграждение за труд.

Если предположить, что хлеб и мануфактурные товары продаются всегда по одной и той же цене, то прибыль будет высока или низка, смотря по тому, будет ли высока или низка задельная плата. Но если бы хлеб возвысился в цене, вследствие увеличения количества труда на его производство, то эта причина не увеличила бы цены мануфактурных товаров, на производство которых не требуется прибавочного труда. Если, поэтому, задельная плата продолжает оставаться без изменения, то и прибыль фабрикантов не изменится; но если задельная плата возвышается совместно с возрастанием цены хлеба, что составляет неизбежное явление, то прибыль их необходимо упадет.