Катрин Марсал - Кто готовил Адаму Смиту?

В конце концов наступает момент, когда всё переворачивается, и раздаётся чей-то крик: «Продавайте!» Паника нарастает, все одновременно устремляются к выходу. Цены падают быстро, зачастую даже быстрее, чем когда-то росли. Из-за этого ещё больше народу мчится на выход, и цены падают ещё сильней. Преувеличенный оптимизм сменяется преувеличенным пессимизмом. Все хотят найти горшок золота на конце радуги. А она превращается в дым.

Если ты веришь, что можешь создать что-то из ничего, тебе трудно остановиться.

Экономическая ценность рождается и погибает в коллективных галлюцинациях, быстрее и быстрее. Капитал пересекает границы со скоростью света. Он больше не живёт на заводах, где производятся товары и добывается сырьё. Он охотится за прибылью, но не за той, которая получается, когда предприятия конкурируют друг с другом из-за клиентов или когда одно техническое средство конкурирует с другим. Его интересует прибыль в виде спекуляции как таковой. Большие колебания, быстрые деньги, высокие риски, огромные убытки. Это пари о пари о пари.

Получается, по словам Гордона Гекко из вышедшего в 1987 году фильма Оливера Стоуна «Уолл-стрит», игра с нулевой суммой. Вы не теряете и не приобретаете деньги, вы переносите их из одного ощущения в другое. «Иллюзия стала реальностью. И чем она реальней, тем больше хочется получить», – жёстко утверждал герой фильма.

И Мефистофель из «Фауста» Гёте это тоже понимал. В конце концов, он же был представителем дьявола и искал подходящий случай, чтобы прихватить душу Фауста с собой в ад. А Фауст просто хотел стать счастливым. Завладеть удовольствиями и знаниями, которые заставляют умолять: «Остановись, мгновенье». Разве он хотел слишком многого?

Сегодня профессиональные функции биржевых маклеров всё чаще заменяют абстрактные алгоритмы. Компьютеры покупают и продают автоматически в соответствии с математическими моделями. Взмокшие от пота маклеры в белых рубашках, кричащие и машущие руками в сторону цифр на больших экранах, как в фильме «Уолл-стрит», практически вымерли. Вместо них теперь специализированные предприятия со сверхбыстрыми компьютерами, которые ведут автоматическую оптовую торговлю на основе сложнейшей математики. Крупные банки уже не расположены на Уолл-стрит. Они переехали в помещения, которые лучше приспособлены для больших компьютерных систем. Самые крупные ресурсы для самых крупных компьютеров. Самая скорая прибыль. Деньги делаются на секундном колебании цен на различных рынках. Время от времени в этой безответственной вселенной случаются сбои – заказ на 10,8 млрд долларов может превратиться в заказ на 10,8 млн из-за технической неполадки. Так называемые алгоритмы могут обезуметь, впасть в амок – купить всю вселенную, пока мы и глазом моргнуть не успеем. Поэтому механизмы безопасности хорошо смазаны, а маневры хорошо отработаны. Эта торговля идёт в тысячу раз быстрее, чем моргает человеческий глаз. Техническая ошибка на вершине финансовой фантазии может вызвать новую великую катастрофу, и на это потребуется несколько минут. В волнах от гипервентилятора мировой биржи потонут миллионы безработных. Миллионы безработных в свою очередь станут причиной серьёзного дефицита государственных бюджетов, и правительства будут вынуждены с кислой миной урезать средства на содержание пожилых граждан. Но число пожилых граждан, которых надо кормить, переворачивать в кровати и держать за ручку, не уменьшится. Меньшему числу санитарок придётся выполнять прежний объём работы. И, возможно, их спины и суставы не выдержат. Таким образом платить за проигрыш пари о секундном изменении цены на вершине финансового казино всё время приходится левой коленке санитарки. Коленке, о которой ни Адам Смит, ни финансовые бонзы никогда даже не задумывались.

Осенью 2008 года, когда кризис уже был свершившимся фактом, Алану Гринспену, председателю совета управляющих Федеральной резервной системы США, задали вопрос.

– Вы имеете в виду, что вся ваша картина мира и вся ваша идеология были ошибочны? – поинтересовался демократ Генри Ваксман.

– Безусловно. Именно так.

Экономика стала игрой для собственной вселенной. Человек превратился в человека экономического: в индивидуальное выражение одного непогрешимого экономического сознания, и всё происходящее стало рациональным.

Благосостояние создавалось где-то в иной финансовой вселенной, практически лишённой какой бы то ни было связи с тем, как вы используете кредит на покупку дома, или с тем, насколько эффективно на самом деле работают предприятия. Стоимость могла увеличиться в любом случае. Всё происходило на ином уровне – золото появлялось и исчезало в ходе мистических процессов. Словно ни экономика, ни рынок не имели к нам никакого отношения – к тому, что мы производим, как мы работаем, к нашим открытиям и нуждам.

Технологические открытия всегда изменяли рынок. Когда деньги становятся всё более абстрактными – сначала оленья шкура и металлические кусочки, потом пачки проданных кредитов, – многим людям начинает казаться, что деньги близко. Возможность стать богатым велика, но и риск тоже. Особенно, когда ты с самого начала не вполне понимаешь, что происходит.

Потому что, независимо от того, что мы создали компьютерную систему, которая может за триста микросекунд купить и перепродать весь мир самой себе двенадцать раз, совершенно независимо от этой изощрённейшей математической элегантности, нам не уйти от того, что по своей сути экономика основана на человеческом теле. Эти тела работают, нуждаются в уходе, создают новые тела. Тела рождаются, стареют и умирают. У них есть пол. Им нужна помощь на разных этапах жизни. И общество, которое может всё это организовать.

В которой мы увидим, что обычный человек очень отличается от человека экономического

Начиная с 1950-х годов психологи и экономисты систематически проверяют правдивость домыслов национальной экономики о человеке. Кто такой этот человек экономический? Процессы мышления и принятия решений становятся полем для экспериментов, мозг исследуется с помощью томографов.

Первая фронтальная атака произошла в 1979 году. Израильские исследователи Даниэль Канеман и Амос Тверски смогли продемонстрировать, что, вопреки мнению экономистов, наши решения отнюдь не всегда объективны и рациональны. А в 2002 году Канеман получил Нобелевскую премию по экономике, что можно было бы истолковать как кончину человека экономического.

Канеман и Тверски констатировали, что мы стремимся избегать риска, а не получать максимальную выгоду. Порой мы приходим к совершенно другим выводам, потому что нам по-другому описали проблему и мы, в отличие от человека экономического, учитываем контекст. Наши предпочтения отнюдь не стабильны и зависят от того, как мы их измеряем. Если мы обладаем товаром, он автоматически представляется нам более ценным, и нам кажется, что огорчение от потери ста крон больше, чем радость от выигрыша той же суммы. В целом мы предпочитаем, чтобы всё оставалось таким, как есть, даже если мы на этом ничего не заработаем.