Рудольф Гильфердинг - Бём-Баверк как критик Маркса

Абсолютная величина цен дана нам в опыте; но что нас интересует, так это закономерность изменения этих цен. Это изменение, как и всякое изменение, объясняется действием силы; а так как здесь идёт речь об изменениях в общественных явлениях, то это — следствие некоторой общественной потенции, изменяющейся по своей величине, а именно — производительной силы общества.

Закон ценности, констатируя, что это развитие производительной силы в последней инстанции определяет изменения цен, даёт возможность постичь законы этих изменений; а так как все экономические явления обнаруживаются в изменениях цен, то этим даётся возможность познания экономических явлений вообще. Рикардо, сознавая неполноту своего анализа закона ценности, говорит поэтому прямо, что исследование, на которое он хочет обратить внимание читателя, касается влияний, изменений относительной ценности товаров, но не их абсолютной ценности.

Отсутствие масштаба редукции, следовательно, никоим образом не уменьшает значения закона ценности, как средства к познанию внутренней закономерности хозяйственного механизма. Однако этот недостаток имел бы значение в другом отношении. Если абсолютная величина цены практически и устанавливается лишь общественным процессом, то в понятии ценности должны всё же заключаться все те элементы, которые дают возможность теоретического уяснения того процесса, который совершается в обществе при редукции. В противном случае, этот процесс, который имеет решающее влияние на высоту ценности, правда, не утратил бы своей реальности и не стоял бы в противоречии с законом ценности, но закон ценности объяснял бы в таком случае лишь одну важнейшую сторону экономических феноменов — их изменения, но оставлял бы необъяснённой другую сторону, — исходную точку этих изменений.

И всё-таки, когда Бём спрашивает о качествах, присущих квалифицированному труду и составляющих его способность создавать ценность, то ошибка заключается уже в самой постановке вопроса. Ибо свойство создавать ценность не присуще никакому труду, как таковому (an sich). Но труд образует ценность только при известном способе организации общественного процесса производства. Поэтому, из рассмотрения отдельного труда, в его конкретности, мы вообще не придём к понятию труда, образующего ценность. Следовательно, и сложный труд, в качестве труда, создающего ценность, должен рассматриваться не сам по себе, но как часть общественного труда.

И вот спрашивается: что же представляет из себя сложный труд, с точки зрения общества? Только таким образом мы можем надеяться найти опорные пункты для уяснения тех принципов, по которым совершается эта общественная редукция. Эти принципы, очевидно, не могут быть иными, кроме тех, которые содержатся в законе ценности. Но здесь мы наталкиваемся на затруднение. Закон ценности имеет силу для товаров, труд же не есть товар, хотя он и выступает в качестве такового в категории заработной платы. Только рабочая сила есть товар и обладает ценностью; труд создаёт ценность, но сам он не есть ценность. Вычислить ценность рабочей силы, выполняющей сложную работу, нетрудно; как и для всякого товара она определяется количеством труда, необходимым для её производства и воспроизводства, т. е. издержек на содержание и обучение. Однако здесь речь идёт не о ценности квалифицированной рабочей силы; нас занимает вопрос, каким образом и в какой пропорции квалифицированный труд создаёт бо́льшую ценность, чем простой.

Мы не можем выводить бо́льшую ценность продукта квалифицированного труда из более высокой заработной платы квалифицированного работника. Это означало бы выводить ценность продукта из «ценности труда». Правда, Бернштейн 12предлагает такое решение и думает, что он при этом может опереться на цитату из Маркса. Однако если прочесть это место в том контексте, из которого его вырвал Бернштейн, то мы найдём в нём противоположность того, что хотел из него вывести Бернштейн. Маркс говорит: «Уже раньше было отмечено, что с точки зрения процесса увеличения ценности, совершенно безразлично, будет ли присвоенный капиталистом труд простой средний общественный труд или более сложный труд, труд более высокого удельного веса. Труд, который имеет значение более высокого, более сложного труда, по сравнению со средним общественным трудом, есть проявление такой рабочей силы, образование которой требует более высоких издержек, производство которой сто́ит больше рабочего времени, и которая имеет поэтому более высокую ценность, чем простая рабочая сила. Если ценность этой рабочей силы выше, то и проявляется она зато (aber auch) в более высоком труде и овеществляется поэтому за равные промежутки времени в сравнительно более высоких ценностях. Но какова бы ни была разница в степени между трудом прядильщика и трудом ювелира, та доля труда, которой ювелирный рабочий лишь возмещает ценность своей собственной рабочей силы, качественно ничем не отличается от той добавочной доли труда, которой он создаёт прибавочную ценность. И в этом случае, прибавочная ценность получается лишь вследствие количественного излишка труда, вследствие большей продолжительности всё того же процесса труда: в одном случае — процесса производства пряжи, в другом случае — процесса ювелирного производства» 13. Итак, вопрос, которым задаётся Маркс, сводится к тому, каким образом труд, высший по качеству, может создавать прибавочную ценность, несмотря на высокую заработную плату, следовательно, независимо от величины необходимого труда.

Ход мыслей этого цитируемого Бернштейном места полностью гласил бы следующее: если ценность этой рабочей силы выше, то она, тем не менее, может производить прибавочную ценность, потому что она, проявляется в более высоком труде, и т. д.

Маркс выпускает связующее предложение и присоединяет следующее предложение при помощи союза «зато» (aber auch), в то время как, если бы Бернштейн был прав, на место «зато» должно было бы стоять «поэтому» (daher). Заключение от высоты заработной платы к ценности продукта труда противоречит самым грубым образом теории Маркса. При данной ценности рабочей силы, я мог бы лишь в том случае вычислить ценность, вновь создаваемую этой рабочей силой, если бы мне была известна норма эксплуатации. Однако если последняя и будет мне известна по отношению к простому труду, то я не вправе принимать ту же степень эксплуатации также и для сложного труда. Она могла бы быть, скажем, значительно более низкой. Следовательно, заработная плата квалифицированного работника не даёт ни прямых, ни косвенных указаний относительно ценности, вновь создаваемой этой рабочей силой. Физиономия, которую теория Маркса сделала бы по поводу интерпретации Бернштейна, — последний полагает, что эта теория в его понимании примет совершенно иную физиономию, — вряд ли могла бы скрыть чёрточку иронии. Мы должны, следовательно, попытаться найти решение проблемы иным путём.