Ральф Норман Энджелл - Великое заблуждение. Очерк о мнимых выгодах военной мощи наций

Конечно, за прошедшие сорок лет бывали моменты, когда автор этих строк был готов согласиться с глупым и циническим «Что толку?» и когда он был склонен повторять слова, якобы сказанные Клемансо на смертном одре: «Les imbeciles out raison» («Дураки правы»). Работая над «Великой иллюзией», я не раз чувствовал себя дураком из-за того, что полагал, будто усилиями разума можно сдержать поток человеческой тупости. Но, прекратив писать книгу, я обнаружил, что вяло и равнодушно стоять в стороне, когда чудовищное безумие заявляет свои права, куда менее приятно, чем подчиниться порыву и что-нибудь сказать, что-нибудь сделать.

Так что я продолжил работу. Когда рукопись была готова, я стал предлагать ее издателям, одному за другим. Все, к кому бы я ни обращался, шарахались в сторону. Один или два раза, находясь в Лондоне, я звонил издателю, получившему рукопись, и обсуждал ее с ним. Беседа выглядела примерно так.

Издатель : Это книга о мире, не так ли?

Н. Э .: В определенном смысле – да.

Издатель : Как я понимаю, вы журналист, глава парижского отделения «Мейл»?

Н. Э .: Да.

Издатель : Тогда кому как не вам знать, что публика не станет читать книги о «мире» и заставить ее невозможно.

Н. Э .: Но эта книга о мире весьма необычна.

Издатель : Необычна – чем?

Н. Э .: Ну, для начала, я не выступаю против вооружений, особенно против военно-морского флота, и я не считаю, что дорога к миру ведет через простое сокращение вооружений.

Издатель : Так о чем же эта книга? В чем ее цель?

Н. Э .: В том, чтобы подготовить почву для взаимопонимания с Германией: попробовать узнать, какие мотивы подталкивают ее к агрессии, чего она хочет, к чему стремится; в том, чтобы разобраться в нас самих: чего хотим и к чему стремимся мы сами, и понять, нельзя ли примирить наши точки зрения. Сейчас обеими сторонами движут идеи непримиримого конфликта интересов, которые даже их обсуждение делают бесполезным, если не невозможным в принципе.

Издатель : Но то, чего хотим мы, следует оставить в покое и не подвергать нападкам. С Германией на эту тему не очень-то поспоришь: единственный действенный довод – быть настолько сильными, чтобы она не напала на нас.

Н. Э .: Но немцы говорят в точности то же самое. Они полагают, что Россия в один прекрасный день нападет на них, а Австрия боится, что в нее вторгнется Франция, союзник России, и что мы поддержим Францию; и для предотвращения всего этого они должны наращивать свои вооруженные силы.

Издатель : Конечно, я не могу глубоко вдаваться в сказанное вами, но ваши идеи производят на меня впечатление, если позволите так выразиться, глубоко умозрительных, теоретических, неприменимых на практике – и опасных. Война надвигается, и встретить ее необходимо в полной боеготовности, а единственное воздействие книг, подобных вашей, – если это воздействие вообще имеет место – состоит в ослаблении нашего желания быть готовыми к войне и смотреть в лицо фактам. Войны были и будут всегда. Они свойственны человеческой природе, а человеческую природу изменить невозможно. Извините, но мы не можем издать книгу такого рода, особенно теперь. Возможно, за это могло бы взяться одно из квакерских издательств.

Так говорили наиболее толерантные представители издательского мира. Один или двое моих ближайших друзей (особенно из Кармелит-Хауса), с кем я обсуждал книгу, были даже более резки: «Сторонитесь всего этого, либо вас будут считать чудаком или сумасбродом, наподобие тех приверженцев высшей мудрости, что разгуливают в сандалиях, носят длинные бороды и питаются орехами».

Нынешнему поколению непросто уловить весь дух этого совета и осознать, насколько серьезно он был обоснован. Защитник мира действительно рисковал вызвать к себе подобное отношение, и издатели, увы, в значительной степени разделяли господствующие настроения.

В конце концов я решил больше не искать издателей, а опубликовать книгу – в сокращенном виде – за свой счет, и издал ее через книготорговую фирму «Симпкин Маршалл». Сократив содержание книги до двадцати восьми тысяч слов, я назвал ее «Европейская оптическая иллюзия» и подписал псевдонимом «Норман Энджелл» (как уже упоминалось, мое имя, данное при крещении, Ральф Норманн Энджелл Лейн), чтобы этот памфлет не ассоциировался с моей работой в качестве управляющего парижским отделением «Мейл» и второстепенными публикациями.

Разослав книгу приблизительно в сотню газет для рецензий, я приготовился ждать. Ждать пришлось долго. В течение многих недель не появилось ни одного упоминания о выходе книги, если не считать формальных двух-трехстрочных сообщений.

Это было еще хуже судьбы «Трех флагов». Ну, делать нечего.

После такой интерлюдии, которую Нортклифф назвал бы «погоней за бабочкой», я попытался примирить себя с мыслью о том, чтобы в будущем ограничиться работой в «Мейл», связать свою судьбу с организацией Нортклиффа, заработать побольше денег, купить парусную яхту побольше и получше и проводить время настолько весело, насколько это возможно, пока Европа не разнесла себя на куски.

Однако в качестве прощального жеста я разослал экземпляры книги двум или трем сотням избранных общественных деятелей в Британии, во Франции и в Германии. (Поскольку книга явно осталась бы нераспроданной, я мог рассылать ее совершенно свободно и кому угодно.)

Вначале ничего не происходило. Но спустя примерно три месяца что-то начало меняться. На завтраке с несколькими коллегами-газетчиками, по большей части иностранными корреспондентами, один из них небрежно обратился к другому, не зная о моей прикосновенности к этому предмету: «Вы видели книгу “Европейская оптическая иллюзия”? Вечером на дипломатическом ужине о ней говорили несколько человек и прочили ей большое будущее. Я никогда о ней не слышал». Тогда я написал редактору «Нейшн» Массингхэму, с которым был немного знаком, и попросил его взглянуть на книгу, предложив ему либо согласиться с тем, что это полный вздор, либо что она очень важна. Если решишь, что это вздор, так и скажи. Если она важна, так и скажи.

Результатом стал двухстраничная рецензия, написанная, как я полагаю, Х. Н. Брейлсфордом. Я разослал ее двум десяткам журналистов. Через несколько месяцев рецензии стали появляться десятками и сотнями, не только в Британии, США и Франции, но и в Германии. За восемнадцать месяцев с первого появления книги она была переведена и опубликована на французском, немецком, итальянском, испанском, голландском, норвежском, датском, шведском, русском, польском, финском, румынском, болгарском, чешском, арабском, турецком, японском и на нескольких языках Индии.