Бринк Линдси - Глобализация: повторение пройденного. Неопределенное будущее глобального капитализма

Но в конце концов победила политика. Впечатляющий рост богатства в период промышленной революции, ставший возможным благодаря децентрализованному процессу проб и ошибок, функционирующему в рамках рыночной конкуренции, был ошибочно истолкован как триумф централизованного контроля и планирования. Люди поверили, что новые гигантские промышленные предприятия демонстрируют превосходство консолидации и технократического контроля над хаотичной расточительностью рыночной конкуренции. Был сделан вывод, что логика индустриализации требует распространить рациональный характер организации и управления производством на все общество, – иными словами, что необходима социальная инженерия.

Эта трагическая ошибка породила социальное явление, которое можно назвать промышленной контрреволюцией, – атаку на принципы, которые создали технологическое общество и исполнили все, что обещали. Вера в технократический контроль, а особенно в необходимость передачи этого контроля государству, начала набирать силу около 1880 г. и с каждым годом постепенно укреплялась. В дополнение к тем бедам, которые эта вера наделала внутри национальных границ, ее фундаментальная несовместимость с либеральным международным порядком, сложившимся в XIX в., означала, что кто-то из них должен был уступить. Уступил либерализм.

В конце XIX в. все коллективистские движения пережили подъем, а либеральный космополитический идеал мира и свободной торговли уступил место мрачной и опасной идее «борьбы народов за существование». Хотя многие социалисты изображали из себя интернационалистов, между ориентацией на централизованное планирование и неприятием международных рынков существует естественная связь, и со временем эта связь восторжествовала. На более глубоком уровне как коллективизм, так и национализм предлагали комфорт групповой солидарности в период сильных социальных волнений и напряжений. Поэтому нет ничего удивительного в том, что эта пара образовала тандем.

Таким образом, в то время как технология расширяла границы международного разделения труда, политика толкала народы к протекционизму, империализму и милитаризму. Силы разрушения одержали верх, и трагическим результатом стала Первая мировая война. После войны предпринимались попытки восстановить прежнюю систему. Но послевоенная инфляция и государственный долг, а также новая политическая реальность социал-демократической и тоталитарной политики сделали невозможным возврат к довоенной стабильности. Наконец, Великая депрессия и порожденные ею конвульсии протекционизма обозначили конец старого либерального порядка. В то мрачное время действительно казалось, что будущий международный порядок может быть только тоталитарным.

После Второй мировой войны США, Западная Европа, а позднее и Япония начали движение вспять – к либеральному международному порядку. Но значительная часть мира осталась вне возрожденной международной экономики: коммунистические страны и большинство стран так называемого третьего мира проводили экономическую политику автаркии и изоляции. С победой промышленной контрреволюции изрядная часть населения мира оказалась исключена из международного разделения труда.

И лишь в последние пару десятилетий разочарования и неудачи истощили силу контрреволюционного импульса. И когда с открытием Китая, распадом советского блока и отказом многих развивающихся стран от политики «импортозамещения» чрезмерный государственный контроль отступил, рыночные связи начали восстанавливаться. Крах мечты о централизованном регулировании ознаменовал второе рождение глобализации.

Хотя вера в централизованное планирование утратила свой утопический накал, ее последствия до сих пор с нами. В напряженной битве между возрождением рынков и мертвой хваткой промышленной контрреволюции победитель еще не выявлен. Назовем это борьбой между «невидимой рукой» и «мертвой рукой». Сковывая и деформируя рынки и социальное развитие, эта борьба временами провоцирует экономические потрясения. Вот почему глобализация представляет собой нестабильный и неровный процесс, характеризующийся внезапными и болезненными попятными движениями и неурядицами. Критики глобализации возлагают вину за нестабильность и искажения на вышедшие из-под контроля свободные рынки. Однако на самом деле причина возникающих проблем исключительно в сохранении антирыночной политики и институтов.

Как сторонники, так и противники глобализации сильно преувеличивают доминирование рыночных сил в современной мировой экономике. Централизованное регулирование производства и торговли – все еще широко распространенное и глубоко укоренившееся явление. В одних странах бывшего коммунистического блока в экономике по-прежнему доминируют предприятия государственного сектора, в других – влияние номинальной приватизации подрывается сохранением системы субсидий, известной как система «мягких бюджетных ограничений». В остальной части мира, а именно в Африке, на Среднем Востоке и в Юго-Восточной Азии, поразительно распространены регулирование цен и государственная собственность на средства производства – наиболее вопиющие формы государственного вмешательства в рыночную конкуренцию. Во всем мире подавление конкуренции продолжает уродовать энергетику, транспорт, сельское хозяйство, телекоммуникации (назовем лишь наиболее яркие примеры). На международном уровне протекционизм и противоречащие друг другу национальные системы регулирования создают труднопреодолимые препятствия для международной конкуренции.

«Мертвая рука» крепко вцепилась в самую сердцевину капиталистического рыночного порядка – в институты, аккумулирующие потоки сбережений и направляющие их инвесторам. Во всем мире эти институты характеризуются той или иной степенью сверхцентрализации и неадекватности стимулов. В большинстве стран децентрализованный доступ к капиталу через рынки акций и облигаций крайне ограничен, причем не только из-за прямых барьеров, создаваемых регулированием, но и в силу недостаточной правовой защищенности инвесторов. В результате главную роль в размещении капитала играют банки, поведение которых чрезвычайно политизировано, что неизменно ведет к самым плачевным последствиям. В бывших коммунистических странах банки зачастую не более чем «черная касса» умирающих государственных предприятий. В развивающихся странах регулирование процентных ставок и высокие резервные требования ограничивают приток средств в банковскую систему, а политическое вмешательство в решения о предоставлении кредитов гарантирует неэффективное использование и без того скудных ресурсов. Даже в развитых странах банковский сектор страдает из-за того, что правительство помогает банкротам, примером чему служат скандальная история с американскими ссудо-сберегательными организациями и катастрофически лопнувший «мыльный пузырь» в японской экономике.