Сергей Алексашенко - Битва за рубль. Взгляд участника событий

Такие предложения были сделаны Банком России – пакет решений с проектами Указов Президента быт отправлен на следующий день С. Кириенко с грифом «срочно, лично в руки». Это были предложения, реализация которых могла дать достаточно быстрый эффект и продемонстрировать жесткость намерений Правительства. Через две недели на письме Банка России появилась ничего не значащая (с бюрократической точки зрения) резолюция одного из его заместителей «Минфину России. Задорнову М. М. Прошу рассмотреть совместно с Госналогслужбой». Похоже, что никто даже не прочитал это письмо.

Такая позиция оказалась достаточно заразной и для руководителей Правительства, которые взяли этот тезис на вооружение – еще бы, для решения всех проблем нужно лишь восстановить доверие, а это – вопрос «пропагандистской работы». И эта работа закипела, начались регулярные встречи С. Кириенко с иностранными инвесторами, на которых последние получали самую свежую информацию о ситуации с бюджетом. Это сыграло злую шутку – глубина анализа со стороны инвесторов была более чем достаточной, чтобы увидеть все проблемы российского бюджета и убедиться в отсутствии реальных действий Правительства и Думы по их преодолению.

Нельзя не вспомнить и то, что МВФ не был в курсе того, каким образом Минфину удавалось осуществлять своевременное погашение ГКО—ОФЗ каждую среду.

Разрешение российским банкам участвовать в обмене ГКО на еврооблигации существенно облегчило положение Минфина на период до середины сентября. Все государственные облигации, предъявленные нерезидентами к обмену, должны были погашаться в период с середины сентября до конца 1998 года. Предъявленные же Сбербанком к обмену ГКО имели сроки погашения с конца июля до начала сентября. Таким образом, реальное облегчение бюджет получил от участия в обмене именно российских банков.

Накануне, 13 августа, я встречался с Д. Липтоном, заместителем Министра финансов США, который (среди прочего) давно отвечал за российскую проблематику в американском казначействе. Он был в сильном недоумении относительно причин провала МВФовского пакета помощи и отчетливо понимал, что Россия стоит накануне радикальных перемен. После обсуждения с ним сложившейся ситуации у меня не оставалось сомнений, что развязка должна произойти в течение недели.

Уже позднее, когда были получены все статистические данные, стало известно, что чистый отток капитала только из банковского сектора составил более 3,5 млрд долларов за квартал. В результате иностранные пассивы российских банков (привлеченные из-за границы) сократились на треть: с 20,5 млрд долл. на 1 июля до 13,7 млрд долл. на 1 октября. Отрицательным стало сальдо капитальных операций в этом квартале и для государства – минус 1,3 млрд долларов. Конечно, в августе этих цифр еще никто не знал, но сила давления ощущалась в полной мере.

В отношении вкладов населения существует норма Гражданского кодекса, согласно которой любой вклад может быть истребован физическими лицами в любой момент времени, невзирая на условия договора. Такая норма означает, что при оценке рисков банки ко всем вкладам населения должны относиться как ко вкладам до востребования. Именно действие этой нормы во многом усугубило ситуацию во многих банках в сентябре 1998 года, когда все вкладчики захотели забрать свои средства.

«Межрегионбанк», «Национальный кредш», «Часпромбанк», «Мытищинский» были в то время крупными и известными банками.

К сожалению, банки были не одиноки в своем стремлении блокировать развитие банковского законодательства: при активнейшем участии Администрации Президента, например, долго не принимался закон о банкротстве кредитных организаций, который традиционно создает основу для реструктуризации банковской системы, предотвращает «растаскивание» банка, способствует наиболее полной защите интересов кредиторов и вкладчиков.

Весьма показательным в этой связи стало выступление А. Смоленского по телевидению в конце августа, когда банк СБС-Агро испытывал огромнейшие трудности из-за ошибок в управлении его активами. Попытки Центрального банка организовать нормальную процедуру оздоровления второго по значимости банка в стране (по количеству отделений и масштабам обслуживания населения), единственным условием которой выдвигалось требование о временном отстранении собственников от процессов принятия решений по управлению деятельностью банка, натолкнулись на категорическое неприятие владельцев банка. Выступая по телевидению, А. Смоленский сказал, что такая программа оздоровления банка его не устраивает, и что он будет добиваться отставки С. Дубинина с поста Председателя Банка России. Когда через некоторое время В. Черномырдин, уже будучи и. о. премьера, сказал опять-таки по телевидению, что руководство Банка России действует неправильно и что оно виновато во всем случившемся, стало ясно, что никаких союзников у Банка России в борьбе с собственниками банков нет.

Банк России высказал позицию о неизбежности начала в ближайшие дни переговоров о реструктуризации внешнего долга, поскольку невозможность его обслуживания в полном объеме даже в 1998 году становилась очевидной. Это предложение было категорически отвергнуто Минфином, было заявлено, что ресурсы для обслуживания внешнего долга имеются и что все обязательства будут исполняться. В это верилось слабо, но доказывать премьер-министру неправоту позиции Минфина было невозможно. История сделала это сама – уже через неделю Минфин обратился в Центральный банк с просьбой предоставить кредит Внешэкономбанку для осуществления очередных платежей по внешнему долгу, часть платежей в рамках Парижского клуба была просто не исполнена, но еще до конца ноября разговоры о возможности обслуживания внешнего долга продолжались. Точка была поставлена тогда, когда Минфин заявил о неспособности выплатить в оговоренные сроки (начало декабря) процентные платежи по облигациям Лондонского клуба.

За несколько дней до этих событий (примерно в конце июля) в Банк России с аналогичным предложением обращался один из крупных западных банков, который в обеспечение подобного кредита хотел бы получить в залог золотой депозит от Банка России, то есть в случае невозврата в оговоренный срок (12—15 месяцев) кредита Банк России терял бы существенную часть своего золотовалютного резерва. К этому времени Банк России убедился, что даже ему привлечь иностранные кредиты возможно лишь на условиях незначительно более лучших, чем те, которые предлагались российским банкам. По всей видимости, Б. Федоров не обсуждал конкретные параметры кредитной сделки и говорил о ней лишь гипотетически, поскольку не мог назвать ни контрагентов, ни условий получения кредита. Самое интересное, что он настойчиво продолжал пропихивать эту идею и позднее, в конце августа, когда речь шла уже о неспособности Правительства обслуживать внешний долг.