Чарлз Уилэн - Голая экономика. Разоблачение унылой науки

На протяжении большей части истории США торговлю вели с помощью бумажной валюты, обеспеченной драгоценными металлами. До XX в. частные банки эмитировали собственные деньги. В 1913 г. правительство США запретило частные деньги и стало единственным эмитентом валюты. Но фундаментальная идея денег ничуть не изменилась. Являются ли деньги государственными или частными, бумажная валюта получала свою стоимость за счет того, что за нее можно было получить определенное количество золота или серебра у частного банка или правительства. Затем произошло нечто странное. В 1971 г. США навсегда отбросили золотой стандарт. С этого момента любой бумажный доллар получил обеспечение… да никакого обеспечения он не получил.

Изучите пачку стодолларовых банкнот в вашем бумажнике. (Если необходимо, вместо стодолларовых банкнот можно рассматривать банкноты достоинством в один доллар.) Эти банкноты — всего лишь бумага. Их нельзя есть, пить, курить и, что самое важное, с ними нельзя отправиться к правительству и потребовать что-то взамен этих долларов. У этих банкнот нет никакой внутренне им присущей и неотъемлемой ценности. Данное утверждение справедливо применительно почти ко всем мировым валютам. Оказавшись на необитаемом острове со 100 млн. дол., вы вскоре погибли бы. Правда, если бы вас вызволили с этого необитаемого острова и вы прихватили с собой эти деньги, ваша последующая жизнь оказалась бы куда как хороша. Ценность современной валюты заключается в том, что она обладает покупательной силой. Доллары имеют цену, потому что люди, торгующие реальными вещами (продуктами питания или книжками) или делающие педикюр, принимают их в оплату за свои товары и услуги. А эти люди принимают доллары в оплату, потому что уверены: их примут в оплату и другие люди, торгующие другими реальными вещами. Доллар — клочок бумаги, ценность которого обусловлена исключительно нашей уверенностью в том, что мы сможем использовать его для покупки чего-то необходимого нам в будущем.

Для того чтобы дать вам некоторое понимание того, насколько современные деньги являются игрой в доверие, рассмотрим необычный пример из жизни Индии. Большинство индийцев, занимающихся коммерцией (лавочники, таксисты и т. д.), не станут принимать поношенные, истертые или слишком уж захватанные бумажные рупии. Поскольку другие индийцы знают, что многие их соотечественники не примут изношенные банкноты, они их тоже не принимают. Наконец, туристы, приезжающие в страну, быстро приучаются принимать только незахватанные банкноты, чтобы не испытывать трудностей с подержанными рупиями. Весь этот процесс носит крайне иррациональный характер, поскольку Центральный банк Индии считает любую банкноту, имеющую серийный номер, в каком бы состоянии она ни была, законным платежным средством. Любой банк обменяет рваные банкноты на хрустящие новенькие. Но это не имеет значения; разумные люди отказываются принимать законные платежные средства, потому что, по их мнению, другие люди могут не принять их в оплату. Подобное странное явление подчеркивает тот факт, что наша вера в бумажные деньги обусловлена верой в то, что другие люди примут эти деньги.

Поскольку бумажные деньги сами по себе никакой ценности не имеют, их ценность зависит от их покупательной способности — свойства, которое может изменяться и постепенно, с течением времени, и ошеломляюще быстро. Летом 1997 г. я провел несколько дней в поездке по Айове с целью «измерить пульс американского фермера» для журнала «The Economist». Где-то неподалеку от Де-Мойна я разговорился с фермером, занимавшимся выращиванием кукурузы, соевых бобов и крупного рогатого скота. Показав мне ферму, он указал на старый трактор, стоявший у амбара, и сказал: «В 1970 г. я купил этот трактор новеньким за 7500 дол.». «А теперь погляди на это, — продолжил он сердито, указывая на сияющий новый трактор, стоявший рядом со старым. — Обошелся он мне в 40 тыс. дол. Можешь мне это объяснить?» [110] Не помню цифры точно, но они были приблизительно такими. .

Я мог бы объяснить это, хотя фермеру я сказал что-то другое, поскольку у него уже вызвало подозрение и то, что я молод, и то, что я горожанин, и то, что прикатил к нему на машине «Honda Civic». (На следующий год, когда меня попросили написать аналогичную историю о фермерах — производителях табака из Кентукки, у меня хватило ума отправиться в поездку по фермам на арендованном по этому случаю пикапе.) Мой ответ наверняка свелся бы к одному слову: инфляция. Вероятно, реальная стоимость нового трактора была не больше стоимости старого, т. е. для того чтобы купить его, фермеру надо было выполнить тот же, если не меньший, объем работы. Цена на тракторы выросла, но выросли и цены, по которым фермер мог продавать свой урожай и свой скот.

Говоря предельно просто, инфляция означает, что средние цены растут. Уровень или темпы инфляции (или изменения индекса потребительских цен) — это попытка правительства выразить изменение цен одной цифрой, скажем 4,2 %. Метод определения этого показателя поразительно примитивен: государственные служащие время от времени проверяют цены на тысячи и тысячи товаров — одежду, продовольствие, топливо, развлечения, жилье — и затем на основании результатов этих замеров компилируют некую величину, которая отражает изменение цен на корзину товаров. Инфляцию лучше всего представлять не как рост цен, а, скорее, как падение покупательной силы доллара . Теперь на доллар можно купить меньше, чем прежде. Здесь-то и обнаруживается связь между Федеральной резервной системой (или каким-либо центральным банком) и экономическим разорением. Бумажные деньги имеют ценность только потому, что они редки. Центральный банк управляет этой редкостью денег. Таким образом, коррумпированный или некомпетентный центральный банк может размыть и даже полностью уничтожить ценность наших денег.

В 1921 г. экземпляр газеты в Германии стоил примерно треть марки; два года спустя он стоил 70 млн марок. За эти два года изменилась не газета; изменилась немецкая марка, которая становилась бесполезной по мере того, как правительство с запредельным безрассудством печатало все новые и новые марки. Действительно, марка обесценилась настолько, что домохозяйкам стало дешевле топить этими деньгами печки, чем покупать на них дрова. В 1980-х годах в Латинской Америке инфляция достигла таких масштабов, что у некоторых стран этого региона самой крупной статьей импорта стал ввоз банкнот [111] David Berreby . All About Currency Printers: The Companies That Make Money from Making Money // New York Times, 1992, August 23. . В конце 1990-х годов белорусский рубль стали называть «зайчиком» — не только потому, что на банкноте был изображен заяц, но и по причине удивительной способности «зайчиков» к размножению. В августе 1998 г. покупательная способность белорусского рубля снизилась на 10 % за одну неделю.