Роберт Монкс - Корпократия

Поскольку юристы, экономисты и законодатели не очень сильны в стрельбе по движущимся мишеням, они склонны рассматривать корпорацию как статичное образование, к которому применимы фиксированные правила. Судьи, вынося решения по вопросам деятельности корпораций, основывают их на классической теории агентского договора либо на более свежих теориях, трактующих корпорацию как «совокупность договоров» или как «естественное лицо» (то есть как образование, созданное не силой государственной власти, а в результате частной инициативы), хотя такая юридическая практика опасным образом игнорирует современное состояние этих порождений бизнеса.

Сторонники теории «совокупности договоров» считают корпорацию не более чем набором соглашений между двумя сторонами, вовлеченными в деятельность корпорации: директора и менеджеры с одной стороны и владельцы-акционеры — с другой. Для экономистов-теоретиков это, может, и удобно, но на практике такой взгляд на корпорацию не учитывает тех, кто не является сторонами договоров, — вынесенных за скобки, «экстернальных» людей, чьи интересы страдают от «экстернальных» последствий деятельности корпораций, например, масштабного загрязнения окружающей среды.

Кроме того, в соответствии с подходом к корпорации как к «совокупности договоров» ее создание — не более чем сделка, заключаемая между двумя сторонами — управляющими и акционерами. Соответственно, для описания их взаимоотношений эта теория использует терминологию правоотношений между принципалом и агентом в агентском договоре. Это удобно для умозрительных теоретических построений, но в действительности законы общего права требуют, чтобы между принципалом и агентом существовало прямое соглашение в части определения объема их прав, обязанностей и ответственности.

Более того, в реальном мире теоретическая связь между владельцами-принципалами и менеджерами-агентами, которая, по мнению сторонников концепции «совокупности договоров», обеспечивает корпорациям легитимность, едва существует. В Соединенных Штатах акционеры не назначают директоров. В отличие от акционеров других стран у американских практически нет полномочий ни на то, чтобы сместить директоров, ни на то, чтобы инструктировать их, как вести бизнес. Хотя во многих штатах законодательство на первый взгляд гарантирует акционерам эти фундаментальные права собственности, возможность их использовать часто осложняется целым рядом условий. Общий закон о корпорациях штата Делавэр (ст. 141 (к)) гласит, что акционеры могут смещать директоров, но тут же ограничивает это положение, отказывая им в праве созывать внеочередное собрание, если таковое прямо не прописано в уставе. А в последнее время акционеры также не могут организовать продажу компании более эффективным собственникам против воли директоров. Борьба за голоса не только не гарантирует прав владельцев, но и подрубает их на корню.

Теория корпорации как «естественного лица» — чушь более высокопарная. Мысль о том, что корпорации по правовому статусу приравняют к человеческим, из плоти и крови, существам, показалась бы чистым бредом отцам-основателям. Однако Верховный суд в ряде решений так расширил понимание прав юридического лица, что сегодня корпорации вооружились правом участвовать в избирательном процессе посредством перечисления любых сумм, какие сочтут нужными, чтобы влиять на общественное мнение и, посредством формирования общественного мнения, на голоса избирателей. Неудивительно, что Большой бизнес использовал это право и свои почти бездонные ресурсы, чтобы защитить и обезопасить себя от законодателей и регуляторов.

Одновременно исчезли законодательные ограничения полномочий генерального директора. Это не совпадение: современная концепция корпорации узаконивает идею, что контроль и управление можно отделить от собственности. Это положение распространилось и на осуществление полномочий директорами и менеджерами. Сегодня корпорации создают свои правила и направляют все большие национальные ресурсы на собственные цели (процесс, очень точно названный Ральфом Нейдером «соцобеспечением корпораций» [68] «Соцобеспечение корпораций» (corporate welfare) — уничижительное название для политики щедрого предоставления правительством субсидий, кредитов, налоговых льгот и прочих преференций всем или избранным корпорациям. ), практически не беспокоясь о последствиях своих действий. В американской жизни возник новый феномен — законно учрежденная структура огромного масштаба и влияния, ответственная только перед теми, кто ею управляет.

Подведем итоги. Сегодняшняя модель крупной американской публичной корпорации характеризуется пятью особенностями:

1. Совет директоров и генеральный директор — самовоспроизводящийся класс, выведенный из-под контроля владельцев корпорации.

2. Генеральный директор играет решающую роль в процессе отбора новых директоров и собственного преемника. Он может использовать корпоративные средства (и потенциал корпорации как будущего клиента) для влияния на политиков, регуля-торов, законодателей, юристов и формирования общественного мнения, если его власти что-то угрожает.

3. Высшие эшелоны власти, как выборной, так и назначаемой, практически полностью сформированы из корпоративной верхушки (самый заметный пример — члены «Круглого стола бизнеса»),

4. Корпорации через своих гендиректоров получили гарантированное конституцией право участвовать в избирательном процессе — будь то выборы или референдумы — практически неограниченными средствами.

5. Большинство крупных корпораций генерируют денежные средства в количестве более чем достаточном для их целей; многие годами выкупают акции в рамках соответствующих программ. Компенсационные планы составлены так, что топ-менеджеры обогащаются независимо от динамики курса акций компании. Как следствие, рыночные механизмы все меньше влияют на эффективность деятельности компании.

Нас должно пугать существование такой могучей силы, так продуманно сконструированной, чтобы самовоспроизводиться и противостоять нормальным для демократического общества ограничениям. Мне на ум приходит один из послевоенных фильмов ужасов, черно-белых и малобюджетных, которые пускали для разогрева на сдвоенных сеансах, что-то вроде «Пузырь, который сожрал Землю». Там комочек инопланетной слизи прилетает из космоса, находит земные условия необычайно благоприятными, начинает разрастаться и постепенно покрывает всю нашу планету огромным куполом шевелящейся слизи. Обычное оружие — танки, пушки, даже атомные бомбы — не могут его остановить, и единственная надежда землян — кучка ученых, лихорадочно работающих в подземной лаборатории над созданием оружия, которое могло бы победить этот Пузырь. И наконец, в последний момент, когда дверь бункера уже трещит под напором инопланетной слизи, одного из ученых осеняет: «Мы не там ищем ответ! Мы смотрим на эту штуку, как будто она человек, полагаем, что она такая же, как мы, и ищем ее уязвимое место. Но она не такая, как мы! Это слизь. Это Пузырь. Нам нужно по-другому посмотреть на нее, и тогда мы поймем, как с ней справиться!» Натурально, решение тут же отыскивается. Пузырь издает мерзкие звуки, завывает, корчится в могучих судорогах, но рана смертельна, он испаряется, встает солнце, наши ученые герои выходят из бункера, видят, что человечество волшебным образом уцелело и по экрану бегут титры.