Роберт Монкс - Корпократия

Норвежский фонд функционирует в уникальных условиях: в какие категории активов ему инвестировать и какая доля общего портфеля должна приходиться на каждую категорию, определяет стортинг (норвежский парламент) вместе с Министерством финансов. Однако эти бюрократические надстройки не мешают фонду добиваться впечатляющих результатов (доходность портфеля фонда примерно на 0,5 процента выше, чем по индексам, которые служат ему ориентиром) и вызывать восхищение во всем мире. Когда Партия зеленых Новой Зеландии подвергла жесткой критике управляющих новозеландским Суперфондом за то, что они инвестировали в производителей оружия и компании, нарушающие права работников, в качестве примера ответственного управления она привела именно эту норвежскую организацию.

При этом фонд не отказался от языка экономики. Это не фонд социальной справедливости под новой вывеской — скорее, его управляющие расширили понятие экономики, включив в него факторы, которые руководство почти всех крупнейших американских корпораций издавна считало внеэкономическими. Это большой шаг вперед, однако норвежский фонд и другие зарубежные инвестиционные фонды могут лишь указать Америке путь к серьезным изменениям в корпоративном управлении, но не могут заставить идти по нему.

Соединенные Штаты — одновременно колыбель и штаб-квартира корпораций с имперскими замашками, место, где родилась и расцвела корпоративная спесь, где эту спесь холят и лелеют и где придется вести войну с корпорациями, если мы хотим ее выиграть. Возглавить эту борьбу могли бы самые хорошо управляемые и богатые институциональные фонды, такие как Фонд Билла и Мелинды Гейтс и эндаумент Гарвардского университета. У них есть экономические и политические рычаги влияния. Они уже пользуются уважением общества. Их послужной список сам по себе — послание Большому бизнесу, написанное на том единственном языке, который Большой бизнес понимает: с 1990 года среднегодовой доход от инвестиций фонда Гарвардского университета составляет около 20 процентов. Учитывая, что размер фонда около 30 миллиардов долларов, речь идет о целом состоянии, рождающемся каждый год.

Когда норвежский фонд отказался от акций Lockheed Martin, его примеру последовали и другие инвесторы, что стало неприятной новостью для производителя оружия. Представьте, какая мощная волна прокатится по кабинетам топ-менеджеров и советам директоров, если компанию с плохим корпоративным управлением внесет в черный список фонд ведущего национального университета или фонд, носящий имя одного из богатейших и известнейших людей в мире. И представьте, какой будет эффект, если Фонд Гейтсов или эндаумент Гарвардского университета, а еще лучше они оба открыто осудят компенсационные пакеты Боба Нарделли, Джона Сноу или Генри Маккиннелла (список можно продолжать).

Практику начисления генеральным директорам колоссальных, неоправданных вознаграждений не изменит ни информационная прозрачность, ни создание независимых комитетов по вознаграждениям. Консультантов по-прежнему будут нанимать за заоблачные гонорары, и они по-прежнему будут искусно отбирать «компании с аналогичными показателями», чтобы доказать «нормальность» максимального вознаграждения для своих клиентов и максимального гонорара для себя. Нравится нам это или нет, но так делаются дела в корпоративном мире. Меня самого столько раз не выбирали членом комитетов по вознаграждениям, видимо, потому, что считали слишком независимым. Реформа системы вознаграждений будет возможна, только если самые крупные акционеры — для начала всего два или три — потребуют по-новому взглянуть на систему.

Представьте, как другие институциональные инвесторы присоединятся к такой акции и как это оживит акционерный активизм. Британский медицинский журнал Lancet был совершенно прав, когда в начале 2007 года писал в редакционной статье: «Хотя наивно было бы предполагать, что действия одного инвестора, пусть даже такого крупного, как Фонд Гейтсов, могут существенно изменить сложившуюся ситуацию, массовое движение инвесторов — будь это акционеры, пенсионные или крупные благотворительные фонды, сможет многое сделать для того, чтобы улучшить корпоративное управление и политику».

Никто, я думаю, не смог бы противостоять такой позиции. Эффект был бы впечатляющим. Он мог бы изменить корпоративную Америку. Не хватает только желания. «Благородные» должны стать «сильными», а этого еще не произошло. Почему? Почему в мире вульгарной алчности, в эпоху бесстыдно высоких заработков генеральных директоров умные люди, доказавшие свое умение анализировать, взявшие на себя обязательство работать на благо общества, не берутся за это трудное дело?

Мне кажется, что ответ может подсказать старый анекдот. Два экономиста идут по улице. Один замечает на тротуаре стодолларовую купюру и нагибается, чтобы ее поднять. Другой его одергивает: «Не будь смешным! Если бы это были настоящие 100 долларов, кто-нибудь их бы давно подобрал».

Шутка с бородой, но от этого она не потеряла смысл. В мире, что постулируют экономисты, в том мире, что они обрядили в бесконечные статистические показатели, кто-то уже нашел наиболее рациональный образ действия, уже подобрал деньги с земли и, если речь о крупных институциональных инвесторах, уже должен был начать оказывать давление на Большой бизнес, заставляя его исправиться. Если этого не происходит, следовательно, стодолларовая купюра ненастоящая, потому что в противном случае кто-нибудь ее уже прибрал бы к рукам. Значит, тот факт, что фонд Гарвардского университета, Фонд Гейтсов и другие американские институциональные мегаинвесторы до сих пор не оказывали серьезного давления на корпорации, чтобы заставить их улучшить корпоративное управление, говорит либо о том, что с управлением все нормально, либо о том, что такие действия не в интересах инвесторов.

Владельцы и управляющие этих огромных фондов, как правило, формулируют такие рассуждения менее приземленно. В Гарварде довели до совершенства модель инвестирования, которую можно было бы назвать «бункером из слоновой кости»: чтобы сосредоточиться на образовании и вместе с тем не обидеть никого из многочисленных активных и зачастую очень богатых спонсоров, фонд тщательно избегает конфликтов с компаниями, акции которых содержатся в его портфеле.

В серии открытых писем, публиковавшихся в период между 1979 и 1987 годами, тогдашний президент Гарвардского университета Дерек Бок говорил о многочисленных попытках убедить фонд поучаствовать в решении острых проблем современности — положить конец апартеиду в Южной Африке, улучшить межрасовые отношения в Америке, поддержать свободу слова и пр. — и сформулировал принципы, которыми с тех пор фонд руководствуется. В открытом письме гарвардской общественности, написанном в 1979 году и озаглавленном «Размышления о моральной ответственности университета перед обществом», он писал: