Григорий Марченко - Финансы как творчество: хроника финансовых реформ в Казахстане

На мой взгляд, в результате неудачно проведенного межхозяйственного зачета взаимной задолженности самым тяжелым периодом для тенге стала именно первая половина 1994 года. Денежная масса в марте по сравнению с февралем выросла в 3,8 раза – до 58,6 млрд тенге. В последующие месяцы ее уровень постепенно снижался и к концу сентября составил 40 млрд тенге. Но даже этот уровень превышал уровень конца 1993 года в 4,9 раза. В результате инфляция за год составила 1158,3 %. No comment.

С другой стороны, нет худа без добра. После того как последствия межзачета удалось ликвидировать, большинство разумных политиков в нашей стране поняли, что, во-первых, с денежно-кредитной политикой шутить нельзя, и что, во-вторых, Национальный банк действительно должен иметь независимость. Это помогло нам потом, при создании базового банковского законодательства. Необходимые выводы были сделаны, так что когда в 1994 и в 1995 году на той же почве кредитования у Национального банка возникали серьезные разногласия с правительством, президент совершенно однозначно поддерживал представителей банковского регулятора.

Но полностью прекратить кредитование реального сектора тоже было нельзя – экономику бы просто парализовало, потому что оборотных средств у предприятий действительно не имелось. А большинство предприятий имело еще к тому же государственную форму собственности. Процесс кредитования надлежало перевести в рыночный режим. Но определенные вещи невозможно делать в лоб: нельзя, скажем, говорить, что Национальный банк больше не будет кредитовать промышленность – такая позиция вызвала бы неоднозначную реакцию, даже отторжение. Нас бы, в конце концов, просто уволили. Само по себе это, конечно, не страшно, но ведь все наши завоевания (и планы!) пошли бы тогда прахом. Так что мы старались быть политиками. Мы не говорили, что на Западе центральные банки кредитованием промышленности не занимаются: не их это дело в принципе.

Дело не столько в том, откуда банки получают кредиты. Просто если кредиты дает ЦБ, то тем самым он подменяет собой коммерческие банки, что неправильно. Это, во-первых. Во-вторых, деятельность Центробанка по выдаче кредитов приводит к расширению денежной массы. В-третьих, специалистов или служб, которые разбирались бы в состоянии дел того или иного предприятия, у ЦБ, понятное дело, тоже нет. Следовательно, адекватно оценить риски кредитуемого бизнеса он тоже не в состоянии. Поэтому получается, что выдача кредитов – во всех аспектах не свойственная Центральному банку деятельность.

Главная задача ЦБ – регулировать рынки. Но, и это в-четвертых, если сам ЦБ является участником рынка, то как он может его же и регулировать? В идеале ЦБ должен занимать позицию «над рынком», но при активном кредитовании такой отстраненности не получается. Если Национальный банк присутствует на рынке как участник, то имеет возможность сам кредитовать лучших заемщиков, а сложных или проблемных спихивать, что в корне неправильно и нарушает баланс сил в банковской системе.

Классические функции ЦБ – это:

– ответственность за платежную систему;

– ответственность за денежно-кредитную и валютную политику;

– банковский надзор (но это уже не во всех странах, поскольку надзор может быть передан мегарегулятору. И в Казахстане мегарегулятор создан, о чем речь ниже).

Суть наших реформ в том и состояла, чтобы свести деятельность Национального банка именно к его классическим функциям. До того НБК занимался очень многим, в том числе кредитованием промышленности. В его структуре даже существовал (с советских еще времен) соответствующий департамент, на базе которого потом мы создали казначейство.

Но в тот момент в Казахстане идеи о необходимости обеспечивать рефинансирование коммерческих банков за счет ресурсов Национального банка присутствовали еще в полный рост. Поэтому, не разводя дискуссий о функциях ЦБ, мы вначале в рабочем порядке создали систему так называемых директивных кредитов.

Вначале аккуратно заявили, что Национальный банк не может оценивать, насколько кредитоспособно то или иное предприятие. Он может лишь определять квоты и согласовывать их с Международным валютным фондом (с МВФ имелась совместная программа, и если мы выполняли ее условия, то получали кредиты). А распределение квот и утверждение списка кредитуемых предприятий должно взять на себя министерство экономики.

Не стремясь участвовать в этом вкусном процессе, мы отдали все принципиальные полномочия по раздаче кредитов в руки министерства экономики. И правительство, надо сказать прямо, взялось за это дело радостно. Национальный банк выдвинул всего одно условие: если правительство уверено в своих, конечно же, супернадежных заемщиках (а иными они при таком гаранте и быть не могут), то пускай оно выдает кредиты под собственные гарантии. А в случае невозврата – как мы понимаем, возможном чисто теоретически – Национальный банк будет списывать кредиты со счета министерства финансов.

И поначалу система, как ни удивительно, вроде бы заработала. Директора предприятий ходили со своими проектами в Министерство экономики, определялась (совместно с МВФ) ежеквартальная квота, в ее пределах мы выдавали кредит правительству под его же гарантии, а уж правительство, в свою очередь, распределяло ресурсы предприятиям. Однако Национальный банк прекрасно знал, чем это кончится. В январе 1995-го это узнало и правительство: оно убедилось, что выданные кредиты НЕ возвращаются (точнее, вернулось около 22 %). А ведь по всем невозвращениям кредитам оно должно было отвечать перед нами.

Как результат, правительство уже в январе 1995 года само отказалось от практики директивных кредитов. Принципиальный момент именно тот, что оно сделало это по собственной инициативе. Потому что убедилось: включаешь – не работает! Национальный банк уступил все рычаги управления, сам никаких решений не принимал. В результате министерство экономики поставило вопрос о том, что практику, при которой возвращается лишь 22 % кредитов, следует прекратить. А если бы к процессу распределения кредитов имел отношение также и НБК, то нарисовалась бы другая повестка. Правительство заявило бы, что в целом система кредитования построена правильно, просто Национальный банк не умеет отбирать проекты. Вот если в ЦБ наконец появятся специалисты с необходимой компетенцией, то все будет хорошо.

В итоге все обошлось без конфликтов, больших открытых боев с правительством не было. Национальный банк после этого этапа перешел на кредитование через (так называемые) аукционные кредиты. Их механизм таков: в рамках утвержденных квот проводился межбанковский аукцион. Те коммерческие банки, которые предлагали самые высокие процентные ставки, получали кредиты, из которых уже самостоятельно могли кредитовать заводы и фабрики. Причем ставки составляли до 338 % годовых, но заявки от банков на получение денежных ресурсов поступали без проволочек.