Ха Джун Чхан - 23 тайны: то, что вам не расскажут про капитализм

Государства не в состоянии определять «победителей» посредством промышленной политики. Оно просто не располагает необходимой информацией и компетенцией, чтобы принимать обоснованные решения в бизнесе и «решать, кому присудить победу». Во всяком случае, люди в правительстве, принимающие ответственные решения, скорее всего, выберут каких-нибудь откровенных неудачников, учитывая, что чиновников больше интересует не прибыль, а власть, и что им не придется отвечать за финансовые последствия своих решений. Если же государство пытается идти против рыночной логики и поддерживать отрасли, которые не соотносятся с имеющимися у страны ресурсами и умениями, то результаты тем более оказываются катастрофическими, что доказывают многочисленные дорогостоящие и бесполезные, как белый слон короля Сиама, проекты, запущенные в развивающихся странах.

Государство способно назначать победителей и иногда делает это просто блестяще. Если смотреть беспристрастно, по всему миру найдется множество примеров, когда государство делало удачную ставку. Аргумент же, что решения государства, касающиеся бизнеса компаний, заведомо хуже решений, принимаемых самими компаниями, несостоятелен. Владение более подробной информацией не гарантирует принятия более удачных решений — порой, находясь «в гуще событий», бывает труднее принять правильное решение. Вдобавок у государства есть способы собрать больше информации и качественно улучшить принимаемые им решения. К тому же решения, которые хороши для отдельных компаний, могут оказаться неудачными для национальной экономики в целом. Поэтому государство, делая ставку на ту или иную компанию вопреки рыночной конъюнктуре, может улучшить показатели национальной экономики, особенно если такое решение оно принимает в тесном (но не слишком тесном) сотрудничестве с частным сектором.

Юджин Блэк, дольше всех своих коллег удержавшийся на посту президента Всемирного банка (1949–1963), критиковал развивающиеся страны за излишнее поклонение трем идолам: автомагистрали, комплексному сталелитейному заводу и памятнику главе государства.

Возможно, замечание господина Блэка насчет памятника было не вполне справедливо (в то время многие политические лидеры развивающихся стран не жаждали возвеличивания собственной персоны), но он имел основания беспокоиться относительно широко распространенной тенденции увлекаться престижными проектами, такими как строительство автомагистралей и сталелитейных заводов, независимо от их экономической целесообразности. В те времена очень многие развивающиеся страны строили дороги, которые оставались пустыми, и литейные заводы, которые выживали только благодаря крупным государственным субсидиям и протекционистским пошлинам. В этот период для описания подобных проектов придумали выражения «белый слон» и «замок в пустыне».

Но на фоне всех тогдашних потенциальных «замков в пустыне» одним из самых нелепых выглядел задуманный в 1965 году план Южной Кореи по строительству сталеплавильного комплекса.

В те времена Корея была одной из беднейших стран мира и жила за счет экспорта природных ресурсов (рыбы, вольфрамовой руды) или трудоемких товаров (например, дешевой одежды, париков из натуральных волос). Согласно общепринятой теории международной торговли, известной как «теория сравнительного преимущества», такая страна, как Корея, где много рабочей силы и очень мало капитала, не должна была затевать производство такой капиталоемкой продукции, как сталь {29} 29 Доступное объяснение и критику теории сравнительного преимущества см. в главе 3: “My six-year-old son should get a job” — в моей книге: Bad Samaritans (Random House, London, 2007, and Bloomsbury USA, New York, 2008). .

Хуже того, Корея даже не производила необходимое сырье. Вполне естественно, что Швеция стала развивать черную металлургию, поскольку страна располагает большими запасами железной руды. Корея практически не производила ни железной руды, ни коксующегося угля, двух основных составляющих современного производства стали. Сегодня их можно было бы импортировать из Китая, но во время «холодной войны» между Китаем и Южной Кореей не существовало торговых отношений. Поэтому сырье пришлось завозить из Австралии, Канады и США — которые находятся на расстоянии пяти-шести тысяч миль, — а следовательно, существенно увеличивать себестоимость производства.

Неудивительно, что корейскому правительству оказалось нелегко убедить потенциальных иностранных инвесторов и кредиторов в успешности своего плана, хотя оно предлагало субсидировать завод по всем направлениям, каким только можно: были обещаны бесплатная инфраструктура (порты, автомобильные и железные дороги), налоговые льготы, ускоренная амортизация производственного оборудования (чтобы минимизировать налоговые отчисления в первые годы), снижение тарифов на коммунальные услуги и прочее, и прочее.

Пока шли переговоры с потенциальными инвесторами — Всемирным банком и правительствами США, Великобритании, Западной Германии, Франции и Италии, — корейское правительство совершало различные шаги, делавшие проект еще менее привлекательным. Когда в 1968 году для управления заводом была учреждена Сталелитейная компания Пхоха-на («ПОСКО»), она была государственным предприятием, вопреки широко распространенному скептицизму в отношении эффективности государственных предприятий в развивающихся странах. В довершение ко всему, возглавить компанию должен был Пак Тхэ Чжун, бывший армейский генерал, имевший минимальный опыт в бизнесе — он несколько лет был главой государственной компании по добыче вольфрамовой руды. Даже для военной диктатуры это было уже чересчур. Страна собиралась открыть крупнейшее в своей истории бизнес-предприятие, а человек, поставленный за него отвечать, даже не был профессиональным бизнесменом!

Итак, перед потенциальными спонсорами предстало, можно сказать, худшее коммерческое предложение в истории: государственная компания, возглавляемая военным, назначенным по политическим соображениям, производящая продукт, который, как утверждают все общеизвестные экономические теории, не подходит для данной страны. Естественно, Всемирный банк посоветовал остальным инвесторам не поддерживать проект, и в апреле 1969 года все они официально вышли из переговоров.

Не впадая в отчаяние, корейское правительство сумело убедить японское правительство направить существенную долю репарационных платежей, которые Япония выплачивала за свое колониальное владычество в 1910–1945 годах, на проект сталелитейного завода и предоставить необходимые машины и технические консультации.