Фредерик Бастиа - Что видно и чего не видно

4. Сбережения. Теперь о сбереженных десяти тысячах франков. Здесь, с точки зрения поощрения искусств и ремесел, промышленности, труда, рабочих, Мондор, как представляется, оказывается далеко впереди Ариста, хотя в нравственном отношении Арист опережает Мондора.

Я испытываю прямо-таки физическую боль, буквально страдаю, когда вижу подобные противоречия между великими законами природы. Если бы человечеству пришлось делать выбор между тем, что нарушает его материальные интересы, и тем, что притупляет его совесть, его ждало бы будущее, достойное горького сожаления. К счастью, дело обстоит не так. И чтобы показать экономическое превосходство Ариста, как и его превосходство моральное, достаточно усвоить одну аксиому, утешительную, но и объективно верную, хотя выглядит она парадоксально, а именно: сберегать – значит тратить.

Какую цель преследует Арист, сберегая десять тысяч франков? Собирается ли он закопать в укромном месте своего сада две тысячи монет по сто су? Конечно, нет! Он намеревается наращивать свой капитал и свой доход. Следовательно, на эти деньги, которые он не расходует на личные покупки, он приобретает землю, дом, государственные ренты, промышленные акции или же помещает их у купца или банкира. Проследите путь этих экю во всех вариантах и вы убедитесь, что они питают труд столь же надежно, как если бы Арист, подражая своему брату, менял их на мебель, драгоценности и лошадей.

Когда Арист покупает на десять тысяч франков земли или ренты, он исходит из того, что у него нет нужды тратить эти деньги впустую, а как раз за это вы на него и злитесь.

Но тот, кто продает ему землю или ренту, полагает, что полученные деньги нужны ему для каких-то расходов.

В любом случае деньги расходуются, или самим Аристом, или теми, кого он деньгами ссудил.

Так что, с точки зрения рабочего класса и в ракурсе поощрения труда, между поведением Ариста и поведением Мондора имеется лишь одно различие. Расходы Мондора совершаются им самим и вокруг него, прямо и непосредственно, и это видно. Расходы Ариста совершаются посредниками и далеко от него самого, и этого не видно. Но фактически и для тех, кто умеет увязывать между собой причины и следствия, невидимое столь же достоверно и определенно, что и видимое. И это обстоятельство служит веским доказательством того, что в обоих случаях экю циркулируют, и в сундуке рассудительного человека остается не больше, чем в сундуке транжиры.

Поэтому неверно утверждать, будто бережливость вредит промышленности и хозяйствованию вообще. Напротив, ее воздействие благотворно в этом отношении не меньше, чем роскошество.

Не только не меньше, но неизмеримо больше, если охватить мысленным взором большой период времени, а не сосредоточиваться на быстротечных часах или днях.

Допустим, прошло десять лет. Что сталось с Мондором, его богатством, его огромной популярностью? Все это кануло в небытие. Мондор разорился. Он уже не швыряет обществу шестьдесят тысяч франков в год, а превратился в обузу для общества. Он больше не радует своих поставщиков, не считается благодетелем для искусств, ремесел, промышленности. Он не нужен рабочим, не нужен даже близким и родственникам, которых он тоже разорил.

По окончании тех же десяти лет Арист не только продолжает пускать в обращение все свои доходы, но и увеличивает из года в год эти работающие доходы. Тем самым он увеличивает и национальный капитал, то есть тот фонд, из которого черпаются заработки, а поскольку от величины этого фонда зависит спрос на рабочие руки, он, Арист, способствует росту вознаграждения рабочего класса за его труд. А когда он умрет, он оставит после себя детей, которых он уже обучил и подготовил, чтобы заменить его в деле прогресса и развития цивилизации.

В нравственном отношении превосходство бережливости над роскошеством бесспорно. Утешительно думать, что превосходство здесь остается и в отношении экономическом, и это ясно тому, кто не ограничивается наблюдением непосредственных и немедленных эффектов обоих феноменов, или свойств, а умеет видеть эффекты отдаленные и конечные.

« Братья, устройте складчину, чтобы дать мне работу и оплатить ее по вашей цене». Это право на труд, примитивный социализм, или социализм первой ступени.

«Братья, устройте складчину, чтобы дать мне работу и оплатить ее по моей цене». Это право на прибыль, социализм более изысканный, или социализм второй ступени.

Тот и другой живут эффектами, которые видно. Того и другого ждет кончина от эффектов, которых не видно.

Видны труд и прибыль, обеспечиваемые общественной складчиной. Не видны работы и прибыли, которые обеспечивала бы та же самая складчина, если свести ее к простым и обычным сборам с налогоплательщиков.

В 1848 году право на труд появилось на какое-то время в двух обличиях, и этого обстоятельства оказалось достаточно, чтобы оно обрушилось и пало в глазах общественности. Одно из обличий называлось «Национальная мастерская».

Другое – «Сорок пять сантимов».

Миллионы денег ежедневно переправлялись с улицы Риволи в национальные мастерские. Это лицевая сторона медали.

А вот сторона оборотная. Чтобы миллионы поступали из кассы, надо, чтобы они имелись в кассе. Поэтому инициаторы и устроители права на труд обратились к налогоплательщикам.

Но каждый крестьянин говорил: мне приходится отдавать 45 сантимов; значит, у меня не будет во что одеться, я не смогу удобрить мое поле и починить мой дом.

А рабочие сельских местностей говорили: раз наш хозяин не может одеться, будет меньше работы портному; раз он не удобряет землю, будет меньше работы землекопу; раз он не чинит дом, будет меньше работы плотнику и каменщику.

И было доказано, что из одного мешка не высыпешь муки на два мешка и что труд, оплачиваемый правительством, ущемляет и ущербляет труд, оплачиваемый налогоплательщиком. Поэтому и окончило свои дни так называемое право на труд, представшее в виде химеры и вопиющей несправедливости.

Тем не менее право на прибыль, представляющее собой лишь увеличенное и даже преувеличенное право на труд, продолжает жить и чувствует себя превосходно.

Но разве нет чего-то недостойного и постыдного в той роли, какую навязывает обществу защитник такого права?

Он говорит обществу:

Ты должно дать мне работу, да не простую, а прибыльную. Я сделал глупость, выбрав отрасль, приносящую мне десять процентов убытка. Если ты обложишь данью в двадцать франков каждого из моих соотечественников и дашь мне эти деньги, моя потеря обернется прибылью. Я имею право на прибыль, и тебе надо обеспечить его мне.