Фредерик Бастиа - Что видно и чего не видно

Общество, слушающее этого софиста, взваливающее на себя новые налоги, чтобы удовлетворить его, не замечающее, что потери в одной отрасли хозяйства – это потери для всех других отраслей, которым приходится восполнять эти потери, такое общество, утверждаю я, вполне заслуживает груза, взваливаемого на него.

Все это видно во многих сюжетах моих очерков. Не знать политической экономии означает ослеплять себя близлежащим эффектом того или иного феномена; знать ее означает охватывать мыслью и предвидеть всю совокупность эффектов и следствий этого феномена [3].

Я мог бы изложить здесь множество других вопросов и доказательств. Но я боюсь впасть в монотонность единообразного показа вещей и закончу, распространив на политическую экономию то, что Шатобриан говорил об истории:

«В истории бывают два следствия: одно непосредственное, которое распознают тотчас же, другое отдаленное, которое поначалу не замечается. Часто эти следствия противоречат друг другу; одни из них связаны с нашей недостаточной мудростью, другие – с мудростью, можно сказать, извечной. Провиденциальное событие наступает вслед за событием человеческим. Позади людей встает Бог. Вы можете сколько угодно отрицать существование высшей инстанции, можете не соглашаться с ее действиями, спорить о словах и их значении, называть силой обстоятельств или результатом рассудительности то, что в народе называют Провидением. Но взгляните и глядите до конца на свершившийся факт, и вы увидите, что факт этот всегда производит обратное тому, чего вы ожидали, если дело не было сделано с самого начала на основе нравственности и справедливости».

В области экономических явлений всякое действие, привычка, постановление, закон порождают не только какое-нибудь одно, но целый род следствий. Из них только одно первое непосредственно обнаруживается в одно время с причиной, его вызвавшей, – его видно . Остальные открываются последовательно, одно за другим – их не видно , и хорошо еще, если можно предвидеть их.

Вся разница между плохим и хорошим экономистами в следующем: один придерживается только следствия, которое видно , а другой принимает в расчет и то, что видно , и все те следствия, которые надо предвидеть .

Это различие громадно, потому что почти всегда случается, что ближайший результат бывает благоприятен, а дальнейшие последствия пагубны, и наоборот. Отсюда следует, что плохой экономист преследует маленькое благо в настоящем, за которым следует великое зло в будущем , тогда как истинный экономист имеет в виду великое благо в будущем, рискуя маленьким злом в настоящем.

То же происходит в области гигиены и нравственности. Часто, чем слаще первый плод какой-нибудь привычки, тем горше остальные. Об этом свидетельствуют разврат, лень, расточительность. Следовательно, когда человек, пораженный следствием, которое видно , не научился еще различать того, чего не видно , он предается пагубным привычкам не только по склонности, но и по расчету.

Это объясняет эволюцию человечества, фатально связанную со страданиями для него. Невежество сопровождает человека с колыбели и в поступках его определяется их ближайшими последствиями, единственными, которые он может видеть при своем рождении. Требуется немало времени для того, чтобы он привык принимать во внимание еще и другие последствия. Этому научают его два разных учителя: опыт и предусмотрительность. Опыт заправляет им сильно, но слишком грубо. Он учит нас познавать все последствия наших поступков, заставляя перечувствовать их на себе самих, и мы непременно в конце концов узнаем, что огонь жжется, лишь потому, что сами обожглись. На место такого сурового учителя я хотел бы по возможности поставить другого, более мягкого – предусмотрительность. Вот почему я рассмотрю последствия некоторых экономических явлений, противополагая тому,

что видно , то, чего не видно .

Я бы очень желал, чтобы установили премию не 500 франков, а 1 миллион франков с награждением еще крестами и лентами для выдачи их тому, кто дал бы хорошее, простое и вразумительное определение слова Государство.

Какую громадную услугу оказал бы он обществу!

Государство ! Что это такое? Где оно? Что оно делает? Что должно делать?

То, что мы знаем теперь про него, – это какая-то таинственная личность, которая, наверное, более всех на свете хлопочет, более всех тормошится, более всех завалена работой, с которой более всех советуются, которую более всех обвиняют, к которой чаще всех обращаются и взывают о помощи.

Я не имею чести знать вас, милостивый государь, но готов держать какое хотите пари – один против десяти, что вы в течение уже шести месяцев занимаетесь составлением утопий, и бьюсь об заклад – один против десяти, что исполнение ваших утопий вы возлагаете на Государство. А вы, милостивая государыня, я уверен в этом, от всего сердца желаете излечить все страдания бедного человечества и были бы очень рады, если бы Государство пришло вам на помощь.

Но, увы, несчастное Государство , подобно Фигаро, не знает, кого слушать, в какую сторону повернуться. Сто тысяч голосов из печати и с трибуны кричат ему все разом:

«Организуйте труд рабочих!»,

«Искорените эгоизм»,

«Подавите нахальство и тиранию капитала», «Сделайте опыты с навозом и яйцами», «Избороздите страну железными дорогами», «Оросите равнины»,

«Посадите лес в горах»,

«Постройте образцовые фермы»,

«Откройте благоустроенные мастерские»,

«Населите Алжир»,

«Выкормите детей»,

«Обучите юношество»,

«Поддержите старость»,

«Разошлите жителей городов по деревням», «Уравновесьте выгоды всех отраслей промышленности»,

«Дайте взаймы деньги без процентов всякому, кто желает получить»,

«Освободите Италию, Польшу и Венгрию», «Обучите верховую лошадь»,

«Поощряйте искусство, дайте нам музыкантов и танцовщиц»,

«Запретите торговлю и заодно создайте нам торговый флот»,

«Отдайте истину и зароните в наши головы семена разума. Назначение Государства – просвещать, развивать, расширять, укреплять, одухотворять и освящать душу народов».

«Но, господа, минуту терпения, – жалостно отвечает Государство. – Я постараюсь удовлетворить вас, но для этого мне необходимы некоторые средства. Я заготовило проекты пяти или шести налогов, совсем новых и самых благословенных в мире. Вы увидите сами, с каким удовольствием будут платить их».

Но тут поднялся страшный крик: «У-у! Нечего сказать, невелика заслуга сделать что-нибудь на такие средства! К чему же тогда и называться Государством? Нет, вы бросьте ваши новые налоги, мы же требуем еще отмены старых налогов. Уничтожьте налог на соль, на напитки, на литературу, патенты, а также поборы».